молодого и гордого сибиряка, прошедшего первоначальное крещение в жестоких боях и дважды раненного. Неуклонно проявлялось его величайшее достоинство – уважительно относиться к людям. Не знаю, где и как воспитывался генерал Н. А. Королев, но убежден, что он знали придерживался библейской истины: «И так во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки».

В части пророчества генерала Н. А. Королева – оно оказалось для меня на всю жизнь памятным, неуклонным руководством к настойчивому исполнению и стало редким примером сложной действительности. Проходя службу в 294-й стрелковой дивизии, переименованной 1 августа 1945 года в городе Львове в 24-ю мотострелковую, Самаро-Ульяновскую, Бердичевскую, Краснознаменную, орденов Суворова и Богдана Хмельницкого, железную дивизию, прошел путь, с небольшими перерывами, связанными с периодами работы в аппарате контрразведки Прикарпатского военного округа, от секретаря-шифровальщика до начальника отдела, частично при одном и том же личном составе, у которого пользовался признанием.

В шифровальной группе УКР «Смерш» 2-го украинского фронта, возглавляемой подполковником Масловым, пришлось заниматься особо секретной наукой «тайного написания сообщения» – криптографии. Этот термин состоит из двух греческих слов: «криптос» – секрет и «графос» – письмо. У нас в органах госбезопасности секретная шифрованная переписка велась с помощью единого кода и многочисленных перешифровальных таблиц общего и индивидуального, для конкретных органов, предназначения по методике криптографического сложения и вычитания (соответственно при зашифровке и расшифровке), с постоянно меняющейся цифровой группой ключевого обозначения. Без его знания добраться до текста невозможно. К концу войны безопасность шифрпереписки была повышена введением двойного перешифрования. Эта работа стала сложным и трудоемким процессом. Особенной морокой была дешифровка цифровых шифргрупп, искаженных при передаче по телеграфу.

Советская шифровальная система органов госбезопасности выдержала испытания на свою надежность и оказалась неуязвимой, а поэтому немцам, несмотря на всесторонние усилия, дешифровать ее не удалось. Единственное чего они добились – в июне 1941 года вскрыли турецкий дипломатический код и сумели наладить сбор информации из «вторых рук», читая донесения турецкого посла, отправляемые из Москвы в Анкару, в которых содержались точные и подробные данные о количестве и типах американских вооружений и боевой техники, поставлявшихся по «ленд-лизу» в Советский Союз. В этих целях действовала советская закупочная комиссия, насчитывавшая свыше тысячи человек наших специалистов, которые успешно осуществляли не только поставки оружия и продовольствия, но и добывали важные военные и промышленные секреты. В послевоенный период холодной войны ФБР подняла против закупочной комиссии разоблачительную компанию, называя ее «гнездом советских шпионов».

Однако успехи немецких дешифровальщиков не шли ни в какое сравнение с триумфом британского дешифровального центра, длившегося почти на протяжении всей второй мировой войны, в результате чего союзники антигитлеровской коалиции сумели вскрыть огромное количество немецких шифров и использовать это для отдельных унизительных провалов «Абвера» в работе со своей агентурой, давая осечки в важнейших эпизодах: недооценил потенциал России, не подготовил вермахт к вторжению союзников в северную Африку, ожидая высадку англо-американского десанта на Балканах, ошибочно оценил высадку в Нормандии как отвлекающий маневр и т. п. Известно немало и других примеров, когда та или иная беспечность, допущенная воюющей страной в обеспечении надежной секретности шифровальной связи, превращала шифры в эффективную воюющую силу на стороне ее противника.

В органах «Смерш» шифровальная документация и делопроизводство в целом директивно относились к высшей степени особо важной секретности. Даже на отдельных особо важных документах (приказах, указаниях) общеуправленческого характера к такому грифу добавлялось: «Хранить наравне с шифром». Для таких документов в шифроргане велась по отдельной описи особая папка. Немедленная регистрация, приобщение к конкретным делам с сиюминутным занесением в опись, порядок ознакомления с ними, хранения и уничтожения, в том числе и черновиков – все должно было проходить по мерам строжайших предписаний, причем только в пределах шифроргана, размещенном в отдельном помещении, в специально оборудованном блиндаже, а в походном положении в спецавтомашине, обеспеченных надежной наружной вооруженной охраной. Даже начальник органа обязан был знакомиться с такими документами в шифроргане. Однако строгость данной меры иногда не соблюдалась. Для полного уничтожения шифрделопроизводства при возникновении критической ситуации, угрожающей потерей контроля за их сбережением или возможной угрозой захвата противником, в шифроргане постоянно должен быть в наличии бензин (спецфляжка).

Мерам безопасности, необходимости повышенной бдительности, предупредительной ответственности, осмотрительности и аккуратности в шифрработе обращалось особое внимание, и беседы обо всем этом вел сам подполковник Маслов. И стоило мне на минутку отлучиться в туалет, оставив на столе открытыми шифрдокументы, как получил от него строгое назидание: о недопустимости таких случаев «не только на минутку, ко и на секунду».

Шифровальный код освоил довольно быстро и к концу учебы значительное количество слов и их сочетаний во многих терминах и предложениях уверенно набирал по памяти. Почти укладывался и по времени в средние нормативы зашифровки и расшифровки телеграмм. Фактически был уже готов к самостоятельной работе, казавшейся мне очень нудной и не очень-то интересной. Но вместо отправки в дивизию меня стали включать в свои рабочие смены.

Период пребывания в группе Маслова позволил мне узнать, с какой интенсивностью велась заброска в тыл противника наших разведывательно-диверсионных групп – одна за другой. Видимо, этого требовала готовившаяся Ясско-Кишиневская наступательная операция. Однажды, когда я находился в смене, часа в 2 ночи поступила телеграмма, в которой сообщалось, что выброска прошла неудачно и на местности предполагаемого приземления и сосредоточения десант оказался встреченным уничтожающим огнем. С этой телеграммой меня, как самого молодого, под охраной часового бегом отправили к генералу Н. А. Королеву на квартиру. Ознакомившись с телеграммой, Николай Андреевич написал на ней фамилии руководителей, которых надо было срочно вызвать в Управление. Помню, что в числе их был первым начальник разведотдела полковник Зайденберг, с которым после войны встретился во Львове. Передавая телеграмму мне, генерал сказал: «Давай, сынок, быстрее беги обратно и немедленно все включитесь вызвать по тревоге тех, кого я написал. Я сейчас тоже буду в Управлении». Дальнейшие события развивались с такой молниеносной скоростью, что к пяти часам утра была успешно выброшена новая разведывательно-диверсионная группа. Моим восхищениям работой бойцов невидимого фронта не было предела.

Что касается встречи с генералом Н. А. Королевым, то она вызвала удивление тем, что в летнее время он спал в обыкновенном солдатском нательном белье. В нижней части кальсон болтались длинные завязи. Выясняя эту странность, так показавшуюся мне, узнал, что генерал был очень брезгливым, не допускал прикосновения предмет тов постоянного ношения, в том числе и галифе, непосредственно к телу, а поэтому круглый год носил белье и ежедневно менял подворотничек у гимнастерки или кителя. Узнав об этом, воспринял его привычку как нормальную, примерную меру его чистоплотности