– Как насчет завтра? Завтра утром мне нужно съездить в Эдинбург, чтобы выступить свидетелем на суде. Мне хотелось бы, чтобы вы пригляделись к одному из тех, кого тоже пригласили туда…

Утро следующего дня выдалось ветреным и переменчивым. Перегрин и Адам выехали из Стратмурна незадолго до девяти. За рулем надежного синего “рейнджровера” – рабочей лошадки из собрания Адама – на этот раз сидел Хэмфри. Ко времени, когда они миновали Форт-Роуд-Бридж, утренний поток машин уже ослабел, и они добрались до центра города почти без помех.

Хэмфри высадил своих пассажиров у главного входа в Дом Парламента, напротив собора Сент-Джайлза. Перегрин поправил на плече ремень небольшого этюдника, зябко поежился в своем плаще и поднялся по ступеням следом за Адамом.

– Вы никак не могли начать с чего-нибудь полегче? – вздохнул он. – Мне кажется, я понимаю, на что вы надеетесь, дело и впрямь захватывающее. Но все равно мне интересно, почему вы хотите, чтобы я делал эскизы офицера, совершившего арест, а не подсудимого или свидетелей.

Адам отворил дверь суда и посторонился, пропуская Перегрина вперед.

– Вы можете рисовать и других, если вам интересно… хотя рисовать подсудимого я пока бы вам не советовал – во всяком случае, на этом, раннем, этапе вашего обучения. Я не буду вдаваться в детали, поскольку не хочу, чтобы мои слова хоть как-то повлияли на ваше восприятие. Мне кажется, вы все и сами поймете, как только попробуете пустить свой дар в ход.

– Что ж, ладно, – не без сомнения в голосе отозвался Перегрин. – Сделаю все, что в моих силах, и приму ваши слова на веру.

Заседание суда проходило в зале на третьем этаже. Собственно, газеты кричали об этом деле уже несколько месяцев – оно начиналось с череды странных событий, сопровождавшихся угрозами мести с помощью черной магии, затем последовали жестокие убийства домашних животных, и завершилось все попыткой поджечь дом пожилой женщины, которая держала несколько десятков кошек. Поначалу Адама пригласили, чтобы тот помог составить психологический портрет злоумышленника. Когда полиция наконец арестовала сына влиятельного бизнесмена, Адама пригласили повторно – для проведения психологической экспертизы. Собственно, в качестве эксперта он и участвовал в сегодняшнем заседании. По дороге в Эдинбург он в последний раз перелистал свои записи, попутно ознакомив Перегрина с сутью дела. Теперь, стоя на площадке в ожидании лифта, Перегрин вопросительно смотрел на своего наставника.

– Ваш подсудимый и правда серьезно относился ко всей этой ерунде вроде черной магии?

– К этой ерунде вроде черной маги, как вы выразились, нужно относиться серьезно, – ответил Адам, хотя резкость замечания была несколько смягчена легкой улыбкой. – Не буду отрицать, кое-что из того, что непосвященные называют черной магией, можно отнести к психологическим отклонениям или галлюцинациям. Но как вы и сами могли убедиться, грань между галлюцинациями, видениями и действительностью может быть почти неуловима.

Намек на положение самого Перегрина заставил того удивленно замолчать до тех пор, пока мелодичный звонок не возвестил о прибытии лифта. Отворились двери, выпустив троих барристеров в черных судейских мантиях. Адам занял место в пустой кабине, а Перегрин едва не остался на площадке.

– Позвольте, если я правильно понял, – выпалил он, едва двери лифта закрылись за ними, – вы хотите сказать, что подсудимый и впрямь занимался черной магией?

– О, нет никаких сомнений в том, что он пытался это сделать, – ответил Адам.

Перегрин потрясенно уставился на него.

– И как, успешно? – спросил он.

– Нет, – отрезал Адам, уставившись на кнопки лифта. – Этот испорченный юнец, не довольствуясь достатком, который у него уже имелся, обратился к силам, владеть которыми ему не полагалось. Он занялся тем, что представлялось ему разновидностью черной магии. К сожалению, от этого пострадали невинные животные, а невинная старая дама потеряла дом, любимых питомцев и едва не лишилась жизни. Если бы за этим стояло что-то, кроме отвратительных капризов избалованного подростка, его деятельность привлекла бы мое внимание гораздо быстрее. А так он только обманывал себя, что ему чего-то удалось достичь, – что, на мой взгляд, гораздо лучше, чем если бы он и впрямь добился результата. Вот только жертвам его до сих пор больно.

– Так вы намекаете на то, что черная магия существует на самом деле? – настаивал Перегрин, не веря своим ушам.

– Ну конечно же, она может существовать, – вздохнул Адам, пронзив его одним из своих спокойных, уверенных взглядов. – Нет числа Высшим Путям, и повороты в Тьму всегда манят к себе тех, кто обладает духовными силами, но использует их в недобрых целях. А те, кто избирает странствия по Темным Путям, часто занимаются делами куда страшнее, чем жертвоприношения животных.

Спокойствие, даже некоторая бесстрастность, с которой он произнес эти слова, делали их почему-то еще более угрожающими. В лифте было тепло, даже душно, но Перегрина все равно пробрала дрожь. Однако прежде, чем он успел задать следующий вопрос, кабина остановилась и двери раздвинулись, и выпуская их в коридор, полный ожидавших суда.

– Инспектор Маклеод будет сидеть рядом со мной, за обвинителем, – негромко предупредил Адам на ходу, словно они обсуждали результаты вчерашних скачек. – Если вы подниметесь на правую сторону галереи для зрителей, вам будет хорошо видно его лицо.

Галерея для зрителей разместилась вдоль задней стены зала, а ее боковые крылья тянулись на половину длины помещения. Пробившись через толпу журналистов и простых зевак, Перегрин нашел в первом ряду свободное место, откуда открывался вид на скамью, где сидели Адам и седоволосый мужчина крепкого сложения в твидовом костюме. Усы и очки в золотой оправе соответствовали краткому описанию, данному Адамом. Удостоверившись, что он обнаружил намеченный объект, Перегрин достал из этюдника блокнот, карандаши и принялся за первый набросок.

Показания других свидетелей заняли почти два часа. Адам внимательно слушал их, изредка посматривая на галерею, потом пришла его очередь занять свидетельское место. Он был рад увидеть, что Перегрин поглощен работой. Принося присягу, он на мгновение попробовал представить себе, что скажет Маклеод, узнав, что его подвергли такому глубокому обследованию. После этого он полностью сосредоточился на вопросах обвинения и защиты.

Адам закончил давать показания прежде, чем суд удалился на перерыв. В целом утро прошло для обвинения неудачно. Двигаясь вместе с Маклеодом в потоке юристов, свидетелей и зрителей к выходу из зала, Адам слушал жалобы Маклеода – явление, обычно для того нехарактерное.

– Порой мне непонятно, на кой черт мы вообще бьемся, – процедил тот сквозь зубы так тихо, что расслышать его мог только Адам. – Этот ухмыляющийся маленький хорек выйдет отсюда чистым и незапятнанным, тогда как по справедливости его надо запереть, пока он не сумел никого серьезно изувечить. Готов поспорить с вами на что угодно, что не пройдет и года, как он снова окажется у нас – и на следующий раз уже не за жестокое обращение с животными.