На ужине сосед Гоши по палате, морской старшина Валюкевич, спросил Полторацкого:

— У тебя бабки есть?

— Есть, а что?

— Как что? До нового года пять часов осталось! Надо праздничный стол готовить!

— С алкоголем?

— Нет, не получится. Будем встречать безалкогольно, в духе последнего указа.

Гоша приуныл, но денег, тем не менее, дал больше остальных — четвертной.

Поясним, откуда у Полторацкого деньги. Четырнадцать пятьдесят — месячное денежное довольствие сержанта и командира отделения — это так, на сигареты. Основной доход — карасевская получка, которую Гоша полностью изымал. Старшина выдавал карасям на руки шесть рублей в месяц (рубль брал на хозяйственные расходы — ткань для подшивки воротничков, нитки, иголки, мыло, зубная паста, щетка, сапожный крем). Шесть умножаем на двадцать — сто двадцать рублей. Были у Полторацкого и «депозитные вклады». Некоторые караси, получив из дома переводы, вручали Гоше деньги на хранение. Переводы у карасей не отбирались, но черпаки и дедушки постоянно «брали в долг». Долги, за редчайшим исключением, они не отдавали, поэтому с некоторых пор караси стали вручать переводные деньги Гоше, а по мере надобности брали обратно.

Валюкевич со товарищи закупили в магазине, находившемся на территории госпиталя, кучу разнообразной провизии — в основном, сладости. У старшины был кипятильник и поэтому вся палата пила крепко заваренный чай и растворимый кофе. После полуночи Валюкевич вытащил из-под подушки свой кассетник Sharp, купленный в Норвегии во время загранпохода, и врубил гимн Советского Союза (на своем сторожевом корабле старшина отвечал, в частности, за радиорубку, и вся потребная для флотской службы фонотека была у него записана на магнитофонных кассетах).

Потом вся палата отправилась в холл — смотреть традиционный «Голубой огонек» (разрешили смотреть до двух часов, реально смотрели до шести). Под утро Гоша завалился спать.

Дни шли один за другим — тихие, гладкие, благодатные. Гоша стремительно выздоравливал — опухоль проходила, шишки рассасывались, ребра срастались, мошонка вновь приобретала естественный телесный цвет. Полторацкий глотал книги из госпитальной библиотеки, читал свежую прессу, рассеянно слушал треп соседей-мореманов, иногда включаясь в беседу, почти ежедневно из незапертого кабинета Кислицына звонил Немировской по межгарнизонному коммутатору. Наташа волновалась, но Полторацкий ее успокаивал: «Вот увидишь, всего через пару недель приеду как огурчик».

Игорь и вправду заметно поправился, замордовел. Медсестры твердо решили, что Полторацкий — самый симпатичный мужчина в отделении.

Вряд ли стоит говорить, что с отделенческими женщинами Гоша вел себя очень галантно. Особого внимания он удостаивал двух медсестер и одну совсем молоденькую докторшу. Последнюю Гоша одаривал самыми помпезными комплиментами, общаясь с ней, церемонно кланялся, целовал ручку, припадал на колено и цитировал Блока, Есенина и Роберта Рождественского.

Конечно, с прикладной точки зрения Ниночка была бесперспективна — она совсем недавно вышла замуж за симпатичного лейтенанта медслужбы, мужа своего любила, и изменять ему не собиралась (по крайней мере, пока). Но Полторацкому нравилось, как Ниночка смеялась над его пижонским поведением, смущалась от поцелуев, краснела от двусмысленных анекдотов и полупрозрачных намеков, которые изредка подкидывал Гоша — так, на всякий случай. Максимальный физический контакт, который Игорь позволил себе с Ниночкой (помимо упомянутых уже поцелуев) произошел тогда, когда Полторацкий любезно помогал даме снять ее белый халатик. Под халатиком у Ниночки оказалась белая блузка и темно-синяя облегающая юбка «миди».

— Ой, Ниночка, у вас на юбке ниточка! Ой, получилась неожиданная рифмочка! Я уберу ниточку с вашего разрешения?

Полторацкий предельно аккуратно, двумя пальцами, снял ниточку, а потом не вытерпел и дважды стряхнул с выпуклой Ниночкиной попки несуществующую пыль, затем снял волосок с ее плеча и поправил локон.

— Вот так, чудненько! Ниночка, вы сегодня просто королева бала!

Ниночка стояла по стойке «смирно», не шевелясь, ожидая, что будет дальше. Полторацкий с трудом поборол сильнейшее желание сорвать с Ниночки ее темно-синюю юбку, крякнул с досады и тонким голоском пропищал:

— А Валюкевичу сегодня кокарбоксилазу дополнительно прописали! Ох, у него и попка болеть будет!

Ниночка облегченно рассмеялась, Полторацкий — вслед на ней. Возможно, Гоша ошибся в своих расчетах, и Ниночка была гораздо более податливой, нежели он предполагал, но Полторацкий предпочел отнестись к Ниночке «по-братски», чем даже немного гордился про себя.

С дежурными медсестрами дело обстояло так. Одна из них — Люда — была небольшого росточка, коротко стриженая, миловидная женщина, веселая и заводная. Гоша знал точно, что для него Люда с готовностью раздвинет свои кривоватые ноги, но… Но Гоши был человеком принципиальным. Кроме почти библейских принципов (не стучать, не обманывать, не воровать, не бить заведомо слабейших, не поддаваться силе, не прощать оскорблений, и т. д.), был еще один: Гоша не спал с женщинами, не подходившими под его жесткие критерии отбора. Соответственно, у низкорослой и кривоногой Люды шансов заполучить Полторацкого не было. Гоша с удовольствием с ней болтал, хихикал и обменивался сомнительными анекдотами, но грани приятельских отношений не переступал. Как Люда ни старалась взбодрить Гошу амурными историями из жизни ее подруг и жалобами на вынужденное одиночество (Люда недавно прогнала из дома мужа-пьяницу), Игорь оставался ко всему этому глух.

В конце концов, Люда высказалась открытым текстом:

— Игорек, развлечься хочешь?

— В смысле?

— В смысле целоваться, обниматься, жучить, дрючить?

— А, ты про это… Ну, вообще-то, оно, конечно, можно…

— Тогда пошли.

— Куда?

— В ординаторскую!

— Люда, я тебе должен сказать одну вещь…

— Что такое?

— Видишь ли, Люда, там, где я служу, в Кирк-Ярве, там кругом сплошная радиация! И у меня, блин, такое дело…

— Хочешь сказать — не стоит?

— Да, именно — не стоит. Не стоит, и все! Хоть плачь! Потому что радиация.

— Не ври! Что я, Кирк-Ярве не знаю? Что, я людей оттуда не знаю? Нет там никакой радиации!

— Нет, есть! Там недавно радиоактивные отходы начали хоронить. Ну вот, выдал тебе военную тайну.

— При чем здесь отходы? В Кирк-Ярве нормальные мужики!

— А я ненормальный! На одного действует, а на другого — нет. Ты же медик, должна понимать. У меня и до армии была тенденция к снижению потенции. Ты думаешь, я бесчувственный? Нет, просто больной, из-за радиации.