Прокл подумал про себя, что старик, похоже, от одиночества немного того… Головой бедствует. Но оно и не удивительно: свихнешься от такой жизни, годами ведь один, десятилетиями даже. Тут родного отца за нечистого примешь.

— Ну так что ж мне делать-то? Посоветуй, авва[8].

Антоний встрепенулся:

— Авва, говоришь? Так вот тебе и ответ! Иди, Прокл, найди себе пещеру, вот как я, селись там, молись да трудись. А будут приходить к тебе такие, как ты, пытливые да с пути сбившиеся, ты их, как я, не гони, ты не я, тебе общение нужно. Будь для них аввой, учителем, наставником. Мудрости и пытливости в отшельничестве приобретешь, помощников и учеников найдешь, они — братья, ты — их отец. Но не папа, а — авва. А? И назови себя звучно как-нибудь. Скажем, авва Пантелевон.

Прокл задумался. Ничего, вроде красиво. И идея неплохая, честное слою, неплохая. Вот только…

— А справлюсь ли?

— Если будешь думать, что не справишься, — то и не справишься, конечно. Не выдумывай ничего, главное. Будь прям и честен. А в остальном Он поможет.

Антоний слез с камешка, почесался.

— А теперь — ступай, мне молиться пора, а ты мешаешь.

И скрылся в пещере.

— Хлеба возьми на дорогу, мы себе еще накрутим, — гулко прозвучало изнутри.

«Мы! — ревниво подумал Прокл. — Значит, не так уж он от этого Илариона и избавиться хочет!» Но хлеб взял да воды в тыковку набрал, напившись на дорожку до ломоты в зубах и туго натянутого живота.

У спуска в долину увидел Илариона, шедшего ему навстречу.

— Ну, набрался мудрости? — насмешливо спросил тот.

Прокл посмотрел на него исподлобья:

— Набрался. И именно мудрости.

— Вот видишь, как здорово! — улыбнулся Иларион. Искренне улыбнулся, без усмешки. — Удачи, авва Пантелевон!

«Откуда он знает?» — мелькнуло в голове у Прокла, но он постарался поскорее забыть эту мысль. То, что он оставил позади, его больше не интересовало. Теперь нужно было идти вперед.

Сайт «Русские новости», июль 2010

В эфиопском монастыре найдена рукопись, которая может оказаться старейшим в мире иллюстрированным христианским текстом. Текст, чей возраст превышает 1600 лет, назван в честь монаха аббы Гаримы. Согласно легенде, он переписал Евангелие всего за один день сразу после основания монастыря Гарима, недалеко от Адуа, на севере страны, сообщает «The Daily Telegraph».

Исаак Гарима — эфиопский святой, последний из «девяти преподобных», прибывших в Аксумское царство. Он происходил из «римского» (т. е. византийского) императорского дома, был крещен и пострижен в монахи аввой Панталевоном.

На месте прежнего языческого капища в Мадара, в 10 км к востоку от современного города Адуа, Гарима основал монастырь, существующий до настоящего времени. В житии утверждается, что, если бы Гарима «не обошел Эфиопию, она была бы неверной».

— Н-да, — только и протянул я. — Если все это правда…

— Все это правда, — перебила она меня.

— Но тогда все гораздо хуже, чем я себе представлял. Похоже, ты все-таки демон и охотишься за моей душой.

— Дался тебе этот демон! — Странно, но она, похоже, начинала злиться. Разве демоны злятся, не говоря уж об ангелах? Им известны человеческие чувства?

— И чувства эти не человеческие, а всеобщие, — в сердцах ответила Натаниэла на мои мысли. — Ведь говорили же, что нет никакой принципиальной разницы, и все, что тебе нужно делать, это — желать. Я уже сама откорректирую, что исполнять, а что — нет.

— Вот спасибо! — я шутовски поклонился ей в пояс. — Вот обрадовала, матушка-благодетельница! Всю жизнь бабы из меня жилы тянут, решая за меня, что мне нужно делать, а что — нет, теперь и ангелы с демонами подтянулись. Какая удача!

Она неожиданно рассмеялась:

— Да ладно тебе! Ты еще ничего, нормальный. Знаешь, сколько иногда приходится биться, чтобы человек тебе поверил? Вон с Антонием вообще ничего не получилось.

— Какая поучительная история!

— А ты зря ехидничаешь. Действительно поучительная. — И она стала читать нараспев, как дьякон: — «Имеющий уши да слы-ы-ышит!..»

— Имею уши, имею, — рассмеялся я. — А знаешь, что самое интересное? Оказывается, от твоих благодеяний можно отказаться. И остаться при этом точно таким же праведником.

— Ну, что точно таким же, это ты загнул. Если тебе позарез необходимо запереться в пещере и оттуда кидаться в гостей всякой пакостью — тогда да, конечно. Но простая и неопровержимая логика говорит о том, что нужно быть полным идиотом, чтобы отказаться от неограниченных возможностей во имя говнометания. Вот сам подумай, неужели тебе не хотелось бы гарантированно исполнять свои желания?

— Да нет, соблазнительно, конечно. Зато теперь я знаю, что у меня просто есть такая возможность — отказаться.

Она пожала плечами:

— Да лишь бы на здоровье было. Хочешь отказаться — отказывайся. Только сперва подумай: зачем? Во имя чего ты отказываешься от того, о чем мечтают все, — от исполнения желаний?

— Неважно. Важен сам факт выбора.

— Ну да. Мы так любим выбор, это что-то! Нам обязательно нужен выбор, чтобы выбрать именно то, что мы хотели выбрать с самого начала, а не то, чего мы ни в коем случае выбирать не хотели. Но выбор — важен.

— Ты зря издеваешься.

— Я? Ни за что! — Она явно издевалась. — А теперь, когда ты понял, что у тебя есть выбор и ты можешь отказаться от моих назойливых благодеяний, что ты, друг мой Александр, желаешь пожелать?

— Ну да, осталось только пожелать. А желать-то, я смотрю, много чего нельзя.

— Наоборот. Нельзя очень немного, а вот то, что разрешено, практически безгранично.

— То есть если я сейчас пожелаю стать всемирно известным оперным певцом, то я им стану, несмотря на отсутствие слуха и голоса?

— Непременно. Причем все будут считать, что у тебя абсолютный слух и потрясающий голос.

— Серьезно?

— Конечно. Ты даже не представляешь, до какой степени это просто.

— Значит, я могу завтра взять билет до Милана и явиться на прослушивание в Ла Скала?

— Легко!

Она переменила позу. Разговор ей был явно скучен, но виду она не подавала. Вернее, подавала, но незаметно. Вернее, заметно, но ровно настолько, насколько нужно было, чтобы я это заметил и подумал именно так, как подумал. В общем, я запутался.

— Но ведь тогда это буду не я гениальный певец, а просто исполнится мое желание?

— Юноша, вы определитесь, чего вы хотите: иметь оглушительный успех или заслужить этот успех? Я могу сделать и то и другое. Нет проблем. Один разочарованный в жизни сорокалетний мужчина неожиданно приходит на прослушивание в консерваторию, и все понимают, что это самородок. Но каждый самородок надо огранить, чтобы превратить его в драгоценность, поэтому ты, как честный человек, начинаешь брать уроки вокала, сценического движения, долго и упорно идешь к намеченной цели, преодолевая препятствия. И к шестидесяти годам, вдоволь наскитавшись по провинциальным задворкам театров мира, ты прибываешь в Ла Скала и получаешь офигительную минуту славы. А то и две. Но тебе уже будет неинтересно, к цели надо идти с юности, а не под шестьдесят. Взрослые, умудренные опытом люди предпочитают получать, а не добиваться. Они уже много чего в жизни стремились добиться, слишком многим жертвовали по дороге к цели, и теперь у них просто нет сил на подвиги. Им бы получить тихонько, да и все. Но можно и так. Как скажешь, хозяин.