Мало-помалу его глаза привыкли к темноте. Кроме того, через дверь по периметру пробивались узкие полоски света, рассеивающие мрак. Женя начал различать обстановку. Рядом с унитазом находилось биде, которое он раньше видел только в кино. Дальше поблёскивал рукомойник. На маленькой подставочке в виде столика, прямо возле Жени, стоял телефон.

Желток представил себе человека в его положении, напрягающегося на унитазе и одновременно разговаривающего по телефону. Эта картина, почему-то, очень развеселила его.

«Интересно, а в ванной у них телефон есть?» – подумал Женя.

Он взял трубку, послушал гудок и положил её обратно.

Левой рукой Женя нащупал рулон туалетной бумаги и принялся отматывать необходимое. Крайне неудобно, оказалось, действовать в резиновых перчатках. Но ради пущей безопасности Желток снимать их не стал. Он очень боялся случайно оставить где-нибудь свои отпечатки.

Женя мучился, застёгивая штаны, когда раздался звук, который заставил его похолодеть и замереть от ужаса. Кошмар! Желток подумал, что сейчас он упадёт на пол и умрёт тут же на месте. Но смерть, однако, не приходила, а звук продолжался.

Кто-то открывал входную дверь.

Бита вспомнил человека, которого он видел во дворе дома, где жил Вознесенский, совершенно случайно. В тот момент он находился у Матвея, с которым они решали извечные вопросы – «как быть» и «что делать». Вопрос «кто виноват» отпадал сам собой. Виноватыми в сложившейся ситуации они себя не считали, валя всё на суку-судьбу.

Положение их команды и до этого было далеко не блестящим. Теперь же прессинг возрастал со всех сторон. Отношения с южной группировкой продолжали ухудшаться, что и подтвердил последний разговор с Хасаном. До открытых стычек дело не дошло, но, повисшее в воздухе напряжение действовало на нервы людям Матвея.

Усиливалось давление и со стороны властей. Случай с семьёй Вознесенского, как и следовало предполагать, всколыхнул всех. Когда Матвей последний раз встречался с Демьяновым, тот в открытую угрожал ему. Правда, Бита сообщил, что после этого Демьянов поочерёдно виделся с Яцеком и Хасаном, что предполагало аналогичные выпады и в их адрес. Но, очередь расплачиваться, всё-таки, была сейчас на группе Матвея.

- Как ты думаешь, - спросил Бита, - у него что-то на нас есть?

- Нет, - сказал Матвей. – Он вёл пустой разговор. У них нет ничего, они пытаются поймать воздух. Поэтому Демьянов так и злится. Он не дурак, понимает, что смерть Вознесенского была выгодна, в первую очередь, нам, но ухватиться ему не за что.

- А какая Демьянову разница? Всё равно отвечать нам. Ему ведь главное – дело закрыть, - сказал Бита, знавший рутинную розыскную работу лучше Матвея.

Тот поморщился от этих слов. Вот уже несколько последних дней Матвей решал, кого из своих людей отдать Демьянову. Теперь всё повернулось по-другому. Если раньше ребятам светили сроки чуть больше или чуть меньше, то теперь речь шла о высшей мере наказания. Матвей пробовал убедить Демьянова взять кого-нибудь из мелкой уличной шушеры. Бита за не фиг делать мог подобрать кандидатов. Но, тот отказался наотрез. Дело будет настолько шито белыми нитками, сказал он, что такая туфта не пройдёт даже на областном уровне. А сейчас, когда через плечо заглядывает начальство из центра, и подавно. Люди должны быть подготовленными, а сама схема поимки – разработана с умом. То есть, другими словами, нужно было дать задание и вывести людей на какой-нибудь объект, где их и повяжут.

- Кстати, ты думал, что делать с ребятами? – заметил Бита. – Тут ведь старый номер не прокатит. Типа, они сидят, а бабки идут. Когда перед ними замаячит вышка, они языки развяжут.

- Думал, думал, - Матвей встал из-за тяжеленного громадного стола, отделанного под мрамор, и подошёл к окну.

- Я с Демьяновым говорил насчёт этого. Предлагал ему положить их там на месте. Но, он категорически против. Хотя бы один, говорит, должен остаться, а то с них с самих голову снимут.

- Вот этот один языком трепать и начнёт.

- Начнёт, конечно.

- А если они его возьмут, а потом в камере его замочить?

Матвей махнул рукой.

- Ты что! Они на такое в жизни не пойдут! Им за это головы быстро поотрывают. Нужно отчитываться перед главком, а тут явная липа.

- А что Демьянов сам говорит?

- А что Демьянову? Говорит, это твои проблемы. Как хочешь, так и выкручивайся.

- Сволочь! Бабки берёт, мог бы немного за это и жопой пошевелить!

- Сволочь, - мрачно подтвердил Матвей.

Он подошёл к массивному шкафу с книжными полками. Вообще вся мебель в этом доме была большой и громоздкой, соответствуя вкусам хозяина.

Матвей вынул зажатую между книгами схему города. Сам он не был любителем чтения, книгу брал в руки только на ночь, чтобы побыстрее заснуть. Но художник по интерьеру, руководивший общей отделкой дома и меблировкой комнат, настоял на присутствии минимального количества книг в кабинете.

Со схемой в руках Матвей вернулся на прежнее место. В это время на лестнице послышались шаги, и в комнату заглянула очень привлекательная молодая особа с ослепительно рыжими волосами.

- Матвей, там внизу сидит твой Красавчик, только сейчас подъехал. Хочет тебе что-то сказать.

Красавчик руководил западной бригадой, которая работала непосредственно на границе с территорией Хасана.

- Чего ему нужно?

- Говорит, доложить об обстановке.

- Если так, пусть сидит, ждёт. Потом, я к нему спущусь.

Девушка по-кошачьи фыркнула, повернулась и через плечо спросила:

- Если я не нужна, может, я поеду по своим делам? Вы всё равно собираетесь тут говорить до вечера.

- Вали, - ответил Матвей и поморщился. – И сиди дома. Будешь нужна, позову. Можешь взять внизу Рыжего, пусть тебя отвезёт.

- Это что, домашний арест? Мне теперь всё время взаперти сидеть?

- Закрой пасть, Зойка, - закипел Матвей, который уже начал разворачивать карту. – Скажу, будешь не то, что под домашним арестом, а на цепи сидеть. Ясно?

- Ясно, мой фюрер.

Глаза девушки сверкнули зелёными огоньками. Этого не было заметно с того места, где находился Матвей, но не ускользнуло от внимания Биты. Он усмехнулся. Зоя ещё держалась здесь, но уже скорее по инерции, чем благодаря желанию Матвея. Женщин тот менял часто, безжалостно убирая с глаз долой наскучивших ему, выбрасывая их на улицу, как хозяин выбрасывает кошку, которую не может больше терпеть.