— Спасаю твою шкуру. Забудь о Богежоме.

— А я ведь говорил, что тебе лучше не знать! — ехидно произнёс Проповедник, обращаясь ко мне. — Ты разве не слышал, Хартвиг, что у Людвига есть столь интересное свойство души, как совесть? Он не собирается везти тебя на жертвенное заклание.

— Да почему, чёрт вас подери?! — вскричал тот.

Я направил лошадь к нему, подъехал практически вплотную и сказал:

— Потому что ты опасен. Для Братства, для Церкви, для всех, кто получает власть с помощью душ и чудес. Да о чём я с тобой разговариваю! Ты, как видно, полный идиот, не видавший в своей жизни ничего, кроме карт Фирвальдена, раз решил рассказать людям о своих способностях!

Он не сопротивлялся и не спорил. Кажется, до Хартвига начало доходить, что ситуация гораздо более серьёзная, чем ему представлялось. Он хмурился, молчал, но мне не перечил и с разговорами в дороге не лез, за что я был ему очень благодарен.

Нам пришлось выбраться на лесную дорогу, окружённую клёнами, ветви которых были переплетены друг с другом, образуя тенистый купол, пропускавший через себя тёмно-зелёный свет. В другое время я обязательно полюбовался бы подобным великолепием природы, но не теперь.

Я был достаточно зол, в первую очередь на себя, что поддался на уговоры Карла. Уверен, он в курсе всего, но утаил это от меня, иначе я бы и пальцем не пошевелил ради его авантюры. Теперь же есть три варианта — привезти Хартвига в Богежом и надеяться на милость магистров, а следовательно, собственноручно убить человека, который мне доверился, потому что милости перед такой угрозой от Братства не будет. Отпустить его на все четыре стороны и знать, что его поймают достаточно быстро и опять же убьют. Или же довести до границы княжества и рассчитывать, что дальше он сможет о себе позаботиться.

Я хотел поделиться своими размышлениями с Проповедником, но не успел. Впереди, на дикой лесной дороге, появились всадники. Они выезжали из-за поворота один за другим, неспешно, медленно и неумолимо, словно смерть, шествующая во время чумы от города к городу.

Наездники были удивлены встрече не меньше моего и не проявили никакой агрессии, просто чуть-чуть подогнали лошадей с явным желанием узнать, кто мы такие. Проповедник, как и я, увидел ало-золотые мундиры солдат маркграфа и помянул Сатану и весь сонм его многочисленных бесов.

— Что мне делать? — Хартвиг тоже достаточно быстро сообразил, чего ждать от этой встречи.

— Разворачивай! — гаркнул я.

Наши внезапные действия не укрылись от солдат. Подул влажный, горячий ветер, и лошадь подо мной обмякла, словно из неё в одно мгновение вытащили все кости.

— Прочь! С дороги! Прочь! — крикнул я, неловко спрыгивая вниз.

Всадники уже неслись к нам со скоростью ветра. Проповедник молился и ругался одновременно, бормоча слова на корявой латыни. Плоть лошади таяла на глазах, я схватил арбалет, сумку с болтами и, словно ныряльщик за устрицами, головой вперёд, прыгнул в придорожные кусты.

Спина удиравшего Хартвига то и дело мелькала между деревьями. Я припустил за ним, через густой, мешающий бегу подлесок, слыша, как на дороге раздаются крики и резкие команды.

На бегу я забросил арбалет за спину, догнал Хартвига, дёрнул его за плечо:

— Не туда. Вдоль дороги. Быстро!

Мы неслись через кустарник, мимо молодых клёнов, уже зная, что преследователи рассредоточиваются по лесу. Затем я вновь изменил направление, двигаясь в самую чащу. Хартвиг, не привыкший к таким стремительным броскам по пересечённой местности, дышал тяжело, вытирал текущий со лба пот.

— Передохни минуту, — сжалился я, снял арбалет и начал крутить ворот.

Крики, приглушённые расстоянием, раздавались в противоположной стороне.

— Это ведь люди маркграфа.

— Верно, — сказал я, наблюдая за тем, как зубцы подтягивают тетиву. — Здесь недалеко замок Латка. Они, как видно, направлялись туда.

— Но теперь ищут нас.

— Угу. — Я положил болт в ложе, думая, куда подевался Проповедник. — Готов?

— Да. — Руки у него немного дрожали.

— Бежать не будем, но пойдём быстро. Как только устанешь, сразу скажи мне.

— А что случилось с твоей лошадью?

— Надо полагать, среди них оказался колдун, потому что на церковную магию это совсем не похоже.

— Колдун?! Но разве их не принято сжигать?

— Только тех, кто плохо себя ведёт, не чтит церковных законов или не служит богатому покровителю. Вроде маркграфа Валентина. Маркграфство в княжестве всё равно что государство в государстве, так что ему позволено иметь собственного… скажем так, волшебника. Всё, двинулись.

Троп не было, идти приходилось «как повезёт», и достаточно быстро кленовый лес превратился в смешанный. Гораздо более густой, влажный и тёмный. Меж корней текли узкие ручьи, по берегам которых росли густые папоротники. Голоса преследователей окончательно затихли, но я не обольщался.

С ними колдун. А для нас этот факт означает лишь одно — большие неприятности. Поэтому я сохранял осторожность, жалея, что на влажной земле прекрасно видны наши следы. Хартвиг зазевался, споткнулся о выступающий корень, с грохотом хлопнулся в ручей, подняв в воздух кучу брызг.

Ругаясь, встал, весь мокрый и грязный. Я смотрел на зелёную безмятежную стену за своей спиной.

— Нам повезло, что у них не было с собой собак. — Хартвиг отжимал стянутую через голову рубаху.

Я не стал с ним спорить. Он и так слишком нервничал.

Ещё минут через двадцать мы оказались среди замшелых деревьев с грубой, потрескавшейся корой, хвощей, ежевичных кустов и тенистых полян. На одной из таких, заросшей ядовитыми грибами и бледно-голубыми незабудками проплешине я сел меж бугристых, похожих на руки великана, корней, пристроил арбалет на колени. Хартвиг повалился рядом, отдуваясь и смешно шмыгая носом.

— Ты знаешь куда идти, Людвиг?

— Вон там замок Латка, значит — в этом направлении Тринский тракт, а там, если я всё правильно понимаю, течёт Грейн. Надо перебраться на другую сторону реки, так мы окажемся на землях, не принадлежащих маркграфу.

Я заметил, как сойка с бледно-голубыми полосками на крыльях сорвалась с ветки дальней осины, и взял Хартвига за плечо:

— Тихо. Они здесь.

Он быстро кивнул и вжался в развилку между стволами, надеясь таким образом спрятаться. Как и я, Хартвиг вглядывался в заросли и слушал лесные шорохи. Наконец я увидел, как между двумя старыми клёнами мелькнуло красно-золотое одеяние.

Первый из преследователей, в лихом чёрном берете, положил на плечо аркебузу, покрутил головой. До него от меня было шагов сорок. Его товарищ что-то негромко сказал и пошёл прочь, в противоположную от нас сторону. Я видел, как аркебузер поправил сбившуюся перевязь. Стоит ему всего лишь повернуть голову в нашу сторону — и игра в прятки закончится.