– Спасибо, – невозмутимо отвечает Брайен, словно он – хозяин всего Северного полушария. Он, ясное дело, не сломанный зонт. Видно, что он этих мусороголовых говноедов нисколько не боится.

Фрай вскидывает бровь, и его гигантский сальный лоб превращается в рельефную карту. Брайен вызвал интерес этого психопата. Отлично. Я рассматриваю Йети, этот кусок бетона в бейсболке с лого «Джайентс». Руки глубоко утоплены в карманах толстовки. Через ткань они похожи на гранаты. Я оцениваю толщину его правого запястья, заметив, что его кулак, наверное, больше всего моего лица. Меня до этого по-настоящему еще не били, только толкали. И я представляю, как это будет, как от удара у меня из черепа повылетают все картины.

(АВТОПОРТРЕТ: Бдыщ.)

– Чо, педики, на пикник устроились? – обращается Фрай к Брайену. У меня напрягаются все мышцы.

Брайен медленно поднимается.

– Даю тебе возможность извиниться, – говорит он Фраю спокойным, ледяным тоном, а глаза – полная ему противоположность. Стоя на каменной лодке, он кажется на несколько десятков сантиметров выше, и он смотрит на всех нас сверху вниз. Сбоку у него висит тяжелая сумка с метеоритами. Мне надо бы встать, но у меня нет ног.

– За что извиняться? – спрашивает Фрай. – За то, что вас, педиков, педиками назвал?

Йети смеется. Что земля трясется. Даже в Тайбэе.

Видно, что Фрай взбодрился – тут ему никто перечить не смеет, в особенности никто из неудачников помладше, кого он обзывал педиками и жопами с того самого момента, как у нас появились уши.

– Ты это смешным находишь? – продолжает Брайен. – Я что-то нет. – Он делает шаг назад и оказывается еще выше. Он превращается в кого-то другого, вроде бы в Дарта Вейдера. Сферу спокойствия он убрал обратно в палец и стал похож на существо, которое ест человеческую печень. Пассерованную с глазами и кончиками пальцев ног.

От него волнами исходит ненависть.

Я хотел бы уехать вместе с цирком, но вместо этого вдыхаю поглубже и встаю, скрестив руки, которые за последние несколько секунд стали совсем тоненькими, на впавшей груди. Я принимаю как можно более угрожающую позу, думая о крокодилах, акулах, черных пираньях, чтобы придать себе смелости. Но это не работает. Тогда я вспоминаю медоеда, который набирает килограмм за килограммом, превращаясь в самое сильное существо на планете! Неожиданно убийственный маленький пушистик. Я щурюсь, захлопываю рот.

И тут случается самое страшное. Йети с Фраем начинают надо мной ржать.

– О-о-ой, Пузырь, какой ты страшный, – воркует Фрай. Йети складывает на груди руки, передразнивая меня, а Фрая это так веселит, что он делает то же самое.

Я задерживаю дыхание, чтобы не рухнуть.

– Мне реально кажется, что вам обоим пора извиниться и пойти дальше, – раздается у меня за спиной. – В противном случае я за последствия не отвечаю.

Я резко разворачиваюсь. Брайен спятил? Он что, не видит, что он вдвое меньше Фрая и в три раза меньше Йети? А я – это я? Или у него «узи» в сумке?

Но Брайен возвышается над нами на камне, и его это как будто не беспокоит. Он перекидывает из руки в руку камень, похожий на тот, который все так и лежит у меня в кармане. Все остальные наблюдают за тем, как он прыгает с ладони на ладонь, а руки при этом едва двигаются, словно он управляет камнем силой мысли.

– Не уходите, значит? – говорит он своим рукам, а потом поднимает взгляд на Фрая и Йети, а ритм прыжков камня даже не нарушается. Невероятно. – Я тогда хотел бы кое-что узнать. – Брайен медленно улыбается, контролируя лицо, но вена на шее пульсирует яростью, и очень вероятно, что последующие его слова приведут к нашей смерти.

Фрай бросает взгляд на Йети, и кажется, что они оба наскоро решают, что сделают с нашими земными останками.

Я опять затаиваю дыхание. Мы все ждем того, что скажет Брайен, смотрим на пляшущий камушек, как зачарованные, а воздух уже потрескивает от надвигающейся жестокости. И все по-настоящему. Настолько, что потом будешь лежать в больнице, весь перемотанный, и лишь соломинка изо рта торчит. Насилие такое тошнотворное и грохочущее, что я в подобные моменты даже убираю звук в телевизоре, дожидаясь, пока все это не кончится, хотя при папе приходится терпеть. Надеюсь, что мистер Грейди отдаст картины, которые я оставил у него в кабинете, маме. Покажут их на поминках – будет моя первая и последняя выставка.

(ПОРТРЕТ, АВТОПОРТРЕТ: Брайен и Ноа захоронены бок о бок.)

Я сжимаю руку в кулак, но не могу вспомнить, надо ли убирать большой палец вовнутрь или оставлять снаружи, когда бьешь. Зачем папа учил меня борьбе? Кто вообще борется? Надо, блин, было учить, как руку в кулак сжимать. А пальцы? Я смогу после этого рисовать? Пикассо наверняка дрался. Ван Гог и Гоген дрались друг с другом. Все будет нормально. Скорее всего. А синяки – это круто, красочно.

Тут вдруг Брайен сжимает пляшущий камушек в кулаке, и время останавливается.

– Что я хотел бы понять, – говорит он, растягивая слова, – так это какой дурак выпустил вас из клеток?

– Прикинь? – обращается Фрай к Йети, который бурчит что-то неразборчиво на своем йетском языке. Они бросаются…

Я сообщаю бабушке Свитвайн, что вскоре увидимся, и тут вижу, как Брайен замахивается, а через миг Фрай вскрикивает, и его рука взлетает к уху.

– Чё за хрень?

После этого Йети начинает орать и прикрывать голову. Я резко разворачиваюсь, Брайен держит руку в рюкзаке. Фрай пригибается, Йети тоже, потому что в них со свистом летят метеориты, поливают их дождем, засыпают градом, пролетая рядом с их черепушками со скоростью звука, даже нет, быстрее, со скоростью света, и каждый раз совсем близко, сбривая волоски, и всего в миллиметре от того, чтобы навсегда остановить их мозговую активность.

– Прекрати! – орет Йети. Они оба прыгают то в одну сторону, то в другую, закрывая головы руками, а в их сторону с нарастающей скоростью летит все больше и больше упавших с неба кусков.

Брайен как машина, как пулемет, сразу два, три, четыре, снизу, сверху, обеими руками. Его конечностей даже не видно, он весь расплылся, как пятно, и каждый камень – каждая звезда — лишь едва не попадает, щадя Фрая с Йети, и это длится до тех пор, пока они не падают на землю, скрючившись, закрыв головы руками, и не говорят:

– Чувак, перестань, пожалуйста.

– Я, к сожалению, извинений не расслышал. – Брайен едва не разбивает Фраю голову, я аж морщусь. Потом бросает еще парочку для гарантии. – А надо целых два. Одно перед Ноа. А второе передо мной. И искренне.

– Извините, – говорит совершенно ошеломленный Фрай. Может, ему все же разок попало в голову. – А теперь хватит.

– Я недоволен.

И еще разряд метеоритов летит им в черепушки со скоростью миллиарды километров в час.

– Ноа, извини меня, и ты извини, я не знаю, как тебя зовут, – орет Фрай.