Неважно, что его не приковывают насильно, Федорычу просто такое в голову не приходит. Откуда ему знать, он же книжек не читает, только журналы для мужчин.

Так что Витя Колышкин сделает все сам. Это даже еще ценнее, что сам. Будет страдать за людей. А потом прилетит орел и начнет терзать его грудь.

Колышкин даже поежился при этой мысли. Не столько от страха, сколько от сладостного чувства предстоящего мучительного страдания. Ему будет больно, конечно. Может быть, даже очень больно. Но он выдержит, дух его не сломается.

И когда его найдут, все обалдеют. Поразятся его могучему духу. Народу сюда, наверное, поналезет! Жалко, Мищенко с Ферапонтовым выгнали. Они бы тоже офонарели. Забыли бы про свое обещание ему жопу намылить.

А вообще-то они его по ящику увидят. Телевидение же приедет, ясное дело. На вертолете прилетит. Будут его снимать.

Жалко, что родители могут не увидеть: папа написал ему, что они уезжают с мамой отдыхать в Финляндию. Но с другой стороны, в Финляндии, что ли, теликов нет? Про негоже обязательно будут по международным новостям передавать, так что увидят, еще как, даже еще лучше получится.

И дедушка наверняка его тоже увидит, хотя он сейчас в командировке, в далеком городе Екатеринбурге. Дедушка, конечно, сразу поймет, в чем тут дело, он тоже эти легенды и мифы читал, они еще с Витей их обсуждали…

И, само собой, обязательно увидит бабушка, живущая у себя в Измайлово вместе с двоюродным братишкой. Она-то все подряд смотрит, телевизор вечно работает на полную катушку.

А сука Федорыч будет слезы лить. Поймет наконец, кого он кинул. А ведь Витя по-честному ему помогал. Ничего от него не скрывал. Даже анекдоты, которые ребята в палате травили, пересказывал. Федорыч еще смеялся. Посмотрим, как он теперь посмеется.

Особенно когда о нем, Вите Колышкине, тоже книжку напишут. Название уже, кстати, у него есть хорошее — «Новый Прометей». Он им подскажет.

Витя поднялся на самый пик, посмотрел на другую сторону горы.

Вниз вел крутой спуск, который упирался в небольшую поляну. На поляне вроде как лежали двое.

Витя поморщился. Это было совсем некстати. Раньше времени посторонние тут совсем не нужны.

Прищурившись, он пытался понять, что они там делают, на той поляне. Солнце било прямо в глаза, поэтому поначалу разглядеть туристов у него не получалось. Но потом, однако, присмотрелся. И хотя лиц так и не увидел — они были от него отвернуты, — но в том, что происходит на поляне, разобрался прекрасно. Самая что ни на есть гадость там творилась.

— Тьфу, ёб твою! — в сердцах выругался Витя Колышкин, сразу вспомнив масляные глаза Федорыча.

От этих чертовых педерастов уже нигде не скрыться, даже в горах!

Достали, гомосеки проклятые!

Он смачно сплюнул, отвернулся и пошел вниз, к скале, стараясь больше не вспоминать о педерастах.

Вид со скалы открывался шикарный, даже море можно разглядеть. Классное место, лучше для такого дела и не придумаешь.

Пора было начинать, солнце уже стояло в самом зените. Витя расстегнул штаны, пописал напоследок, потом снял и положил в сторону майку — она уже не понадобится. После чего вынул из кармана две пары наручников.

Наручники, конечно, были не из стали, не настоящие, а игрушечные. Но сделаны хорошо, не придерешься. То ли алюминиевые, то ли из какого-то твердого пластика, покрашенного серебряной краской. Впрочем, это и неважно. Главное, что они защелкивались отлично, Витя проверял.

В общем, классные наручники, что и говорить. У каждой пары на специальной цепочке висел ключик, чтобы открывать замок.

Он эти наручники присмотрел во время праздника Нептуна. Почему-то все морские черти носили их на поясе. Ну, вроде как морская полиция. А Вите они тогда не достались, он и чертом-то не был, не выбрали его, не удостоили.

Ну ничего, теперь они все увидят! Поймут, с кем дело имели.

А наручники он все равно потом спокойненько из ящика с реквизитом скоммуниздил. Без всяких проблем. Тоже, кстати, еще в тот момент не понимал, зачем они пригодятся. Так, думал, на всякий случай. Не помешают. Мало ли кого надо будет уделать.

Зато теперь они в самый раз, то, что надо. Надежно и красиво.

Колышкин пристегнул каждый из наручников к торчащим из скалы железякам, вздохнул и распластался на шероховатом теплом камне, между ними. Затем сунул руку в карман, вытащил оттуда несколько ломтиков хлеба и покрошил себе на грудь. Хлеб он предусмотрительно взял в столовой еще вчера вечером. Это чтобы орла подманить.

Витя самодовольно усмехнулся. Вот что значит все продумать, ни одной важной вещи не упустить. Он, Витя, очень внимательный к мелочам, за это Федорыч так его ценит. То есть раньше ценил.

Он еще пожалеет, что так обошелся с ним.

Ох как пожалеет!..

Левую руку Колышкин легко пристегнул с помощью правой, а вот с самой правой пришлось повозиться. Продеть-то он запястье продел, но вот застегнуть никак не получалось. Наконец ему удалось как-то удачно стукнуть наручником о камень, и тот защелкнулся.

Все.

Теперь можно было передохнуть. Он сильно устал и заслужил эту небольшую передышку.

Витя Колышкин блаженно грелся на солнце, улыбаясь, предвкушал драматическое развитие событий.

Лишь бы какие-нибудь идиотские туристы-альпинисты типа той парочки педерастов не появились здесь раньше времени. Хорошо бы его нашли где-нибудь на закате, это будет красиво!

Правильно, что он никому ничего не сказал в лагере, иначе бы его слишком быстро обнаружили. Итак уже, наверное, хватились, бегают там…

Кавказский мальчишка, конечно, его не выдаст, даже если случайно им попадется. Хорошо, что Витя ему себя назвал, пусть кавказец помнит его имя, пусть потом гордится, что его встретил.

А найти его, конечно, должны посторонние, только так. Это будет совсем другое дело.

Они поднимутся с той стороны горы и увидят прикованного к скале юношу, почти мальчика.

Его юное, мужественное, полное страданий лицо освещено лучами заходящего солнца.

А потом они подойдут поближе и в ужасе разглядят, что… его грудь терзает орел…

Колышкин снова усмехнулся. Вот тогда-то все и начнется.

Ну что ж, подождем, торопиться некуда.

Солнце палило нещадно. Витя закрыл глаза и вскоре заснул.

Горный ворон выбрался из гнезда, свитого в кроне высокой развесистой сосны, резко взмыл вверх и с удовольствием расправил могучие черные крылья.

Он был зрелой, опытной птицей, умело лавировал, без каких-либо зримых усилий подставлял тело под воздушные потоки. Они подхватывали ворона и несли его все выше, в самую синеву неба.