– Надо тебе ведь пройти освидетельствование, – вспомнил Мутный. – На предмет причинения телесных повреждений, а также алкогольного опьянения, естественно. Вот направление.

И протянул бумажку Бнатову. Не нравилось ему дело. От него заранее наносило нехорошим запахом.

Заместитель прокурора встал из-за стола.

– И помни… – Мутный хлопнул рукой по папке. – По этому факту ты не имеешь права заниматься следствием. Статус не позволяет.

– А розыском? – оживился Бнатов.

Вопрос следователя застал Мутного врасплох. Коллега-юрист задал хитрый вопрос. Действительно, может ли потерпевший искать того, кто так вероломно поставил его «на уши»?

– На твое усмотрение, – ответил Мутный. – Но ты сильно рискуешь.

Бнатов от удивления качнул головой: слишком Мутный преувеличивает. В РУВД сила. Если ее использовать с толком, то дело можно раскрыть. Не будет Бнатов сидеть сложа руки. Ухо с черепушкой подживут, тогда и посмотрим. Он еще найдет для себя золотую середину, хотя до сих пор не ясно, во что может вылиться кража уголовных дел. Если бумажки пойдут гулять за пределами района, то никто не скажет, во что выльется их прогулка…

В дверь постучали, и в кабинет вошел начальник РУВД. Девочки-понятые в высоких сапогах мнутся у дверей. Домой хотят.

– Отвезите их вместе с Поляковым, – велел начальник управления, развернулся и вышел. Его тошнило от вида присутствующих.

Он вернулся к себе в кабинет, включил свет, подошел к холодильнику и остановился, ловя себя на странной мысли. Он может открыть дверцу холодильника, а может не открывать. Не открывать – это означает воздержаться. Он потянул на себя ручку. Достал изнутри початую бутылку и налил себе в фужер. Тут же, не закрывая холодильник, выпил и принялся закусывать, отрывая виноградины от гроздей.

Виноградом остался тоже недоволен. Недостаточно сладок. Горьковат. Налил еще. Выпил и, взяв ломоть окорока, принялся есть. Он съел бы даже Бнатова, будь сам в настоящее время кем-нибудь другим. Вероятно, в будущей жизни он станет им. Погоны там не будут иметь значения. Там будет играть роль одна только сила. И еще острые клыки. Во всяком случае, там не будет той лжи, которой их пичкали до самых девяностых.

Прахов вылил в фужер остатки коньяка, ловя себя на странной мысли: «Уровень жидкости совпал с донышком бутылки – это как понимать?…» Выпил коньяк, доел остаток мягкого сочного мяса и поднял трубку: машину начальству. Выключил свет и вышел из кабинета.

В коридоре прислушался: с верхних этажей доносились приглушенные голоса. Прахов решил проверить, кто бы это мог быть. Он поднялся двумя этажами выше, подошел к кабинету Бнатова и толкнул дверь. Но дверь не поддавалась. На полу у стены валялся выбитый замок – Мутный позабыл приобщать его к делу. Вместо замка в двери зияла огромная дыра. Будто кулаком выбили кусок древесины. В другое время начальник управления прошел бы мимо, но сейчас он решил показать, кто в доме хозяин. Распустились. Мышей ловить перестали.

Засунул руку в отверстие, нащупал продолговатый холодный предмет. Ломом подперли дверь, скоты. Ухватив рукой прохладное железо, начальник приподнял его, придвинул к двери и, выровняв вертикально, с силой оттолкнул от себя.

Падение инструмента прозвучало как ружейный выстрел. В тот же миг внутренняя дверь скрипнула, запястье начальника ухватили сильные руки и крутанули в сторону противоестественного изгиба. Николай Николаевич услышал хруст собственных костей. В ту же секунду рука пошла в обратном направлении, и Прахов услышал собственный крик. Так страшно он не кричал лет сорок. Тело полковника безжизненно повисло на двери, застряв рукой в отверстии.

Пахомов с Бнатовым остолбенели, обнаружив в коридоре собственного патрона. От болевого шока тот потерял сознание.

Двое понятых, Дашенька с Машенькой, глядели во все глаза из кабинета. Вот что называется торчать от жизни на полную катушку. На сколько бабок сегодня их нагрели? Уму непостижимо! Пришлось обеим бегать в торговый центр за коньяком с закуской. И ведь ничего не поделаешь. Такова у них «диспозиция». Бнатов часто употреблял это странное слово.

Полковника Прахова осторожно вынули из отверстия и затащили к себе в кабинет. Положили на диван. Рука пострадавшего изгибалась выше запястья в разные стороны. Открытый перелом человеку обеспечен. Что делать?

Веки у начальника дрогнули, и он замычал:

– Где я?

Он поднял покалеченную руку и, заметив неестественный изгиб, вновь опустил.

– «Скорую». Быстро мне… – и вновь закатил глаза.

«Скорая» пришла через пять минут. Прахову сделали укол обезболивающего, затем подняли и, придерживая под руки, повели вниз. От носилок полковник отказался. На вопрос о причинах перелома полковник мужественно соврал: «Запнулся на лестничной площадке и упал на бетонные ступени… А когда очнулся, оказался на диване…»

Проходя мимо дежурной части, Прахов посмотрел сквозь стекло на дежурного и погрозил тому пальцем. «Смотрите у меня!». Сел в машину и отъехал. На душе у него было тоскливо. На кого управление оставил? А уже через четверть часа на его руке тяжелым поленом лежал гипс.

Сестренки Сорокина и Воронина, выскочив из милицейской машины, побежали к себе в подъезд. Коньяк ударил им в голову. Тянуло лечь в постель и отключиться, ни о чем не думая. Утром все будет выглядеть по-другому. Оттянулись по полной программе.

Однако не успели они раздеться, как из ванной комнаты, туалета и кухни вышли сразу несколько мужиков с надетыми на голову капроновыми чулками. Мать стояла среди них, беззвучно двигая ртом.

– Идите к себе, мамаша, – распорядился здоровенный мужик. – Вы все правильно сделали, поэтому спокойно ложитесь спать. Детское время вышло.

Мужик вышел в прихожую и закрыл дверь на дополнительный замок.

Сестры сжались от страха. Значит, их решили ограбить. Прошла молва: нигде не работают, живут на широкую ногу – золотишко, шубенки, сапожки, телевизоры. Они их меняют чуть не каждый день. Плюс ко всему деньжонки. Станут пытать – все отдашь. Даже незаработанные… Лишь бы жизнь сохранили. Вот они, времена! Спаси и сохрани, господи…

– Садитесь пока… – опять распорядился мужик и тяжко, с голосом, вздохнул. – Поговорить надо.

Точно. Это грабеж. Наезд. Все, что заработано кровью и потом, придется отдать этим. Вон как смотрит. Тяжелый, неумолимый взгляд. На одну ногу наступит, за другую дернет и разорвет. Вдоль этой самой, откуда деньги берутся…

Девушек усадили в зале. Сами сели вокруг, удавьими глазами живьем едят. Словно спрашивают: «На «передках» в рай въехать мечтали?»

– Расскажите, Мария и Дарья. Как вы на самом деле живете? Не давят ли вас менты?

– Мы только что оттуда, – обрадовались близняшки. – Еле из лап вырвались. Прахову руку сломали прямо на работе…

– Что вы говорите! Выходит, он жив, а мы думали – давно скончался.