На исходе 1824 года тяжело заболел и в начале марта 1825-го умер дядя торговца, Уильям Гэльт. Он умер бездетным, но родственников — потенциальных наследников — братьев и сестер, племянников у него было много. Почти все (за исключением племянника Джеймса Гэльта) проживали в далекой Шотландии. Поэтому или по какой-то иной причине, которая остается неизвестной, львиную долю (почти две трети) своего огромного состояния покойный завещал Джону Аллану. Одну треть получил упоминавшийся и живший в доме дяди Дж. Гэльт (в последние годы он вел дядины дела). Многочисленные британские родственники не получили почти ничего. По свидетельствам современников и биографов поэта, несправедливость раздела имущества и капиталов возмутила обделенных. Они даже собирались судиться с Алланом. Но такова была воля покойного, и в завещании она была выражена определенно. Судиться, в конце концов, родичи не стали, но и знаться с тем, кого недавно принимали у себя, теперь не желали. Впрочем, едва ли это сильно расстроило теперь уже богатого наследника.

Как бы там ни было, буквально в одночасье торговец превратился в одного из богатейших граждан Виргинии. Его состояние (капиталы, ценные бумаги, недвижимость и т. п.) оценивалось современниками в гигантскую по тем временам сумму — примерно в 750 тысяч долларов. Да и по нынешним понятиям, если учесть, что современный доллар где-то в двадцать пять — тридцать раз дешевле доллара 1820-х годов, оно, конечно, велико. Тем более что людей действительно богатых (миллионеров или почти миллионеров) в то время было совсем немного — ведь история наша (напомним!) развивается в эпоху (как говаривали классики марксизма) «первоначального накопления капитала». В США доминировала аграрно-торговая модель экономики, не способствовавшая быстрому формированию крупных состояний. Капиталы плантаторов-южан были овеществлены в сельхозугодьях, рабах, движимом и недвижимом имуществе. Более успешны в накоплениях были торговцы. Но тут все зависело от конъюнктуры, оборотов и удачи. Покойному Гэльту в основном везло.

Самому Аллану накоплений создать не удалось. Напротив, удачливый поначалу бизнесмен, в начале 1820-х годов все свои деньги он потерял. Но накопления (причем, как мы видим, изрядные) сумел сделать его дядя. И вот теперь они оказались в руках отчима нашего героя.

Жизнь, повторим, переменилась. Алланы оставляют дом, в котором бесплатно жили по милости дядюшки, и покупают себе особняк — один из самых дорогих и комфортабельных в городе. Он стоял на невысоком холме, почти в центре города, на углу Главной и Пятой улиц, в глубине тенистого сада, весь участок был обнесен красивой металлической оградой. Фасад дома украшали портик и обширная открытая тенистая терраса в два этажа. Алланы обзавелись и соответствующей обстановкой, наняли слуг и садовника. Появилось несколько экипажей, устроили конюшню.

Что интересно, даже не стесняясь в средствах, торговец оставался торговцем: совсем новый дом он купил с изрядной выгодой у прежнего владельца, который, срочно нуждаясь в деньгах, продал его с двадцатипроцентной скидкой.

Особняк, повторим, был большим, и теперь у каждого из членов семейства появились собственные просторные апартаменты. Выделили комнату и Эдгару. Она располагалась на втором этаже, в северо-восточной части здания. Из ее окон открывался чудесный вид на излучину реки Джеймс и окрестности.

Любование пейзажами, животрепещущий интерес к природе — все это так типично для той романтической эпохи, и в этом смысле Эдгар По не был исключением, тем более что ему нравилось наблюдать не только жизнь «дневную», но и ночные светила — звезды, планеты, Луну. Он даже выпросил у отчима купленный еще в Англии телескоп и попросил установить его на террасе подле своих окон, чтобы иметь возможность предаваться неспешным ночным обсервациям. Но тогда, в первые месяцы жизни на новом месте, дневные и ночные виды вызывали у юноши не восторг, а меланхолию — он был снова влюблен.

В отличие от Джейн Стэнард в новой любви — во внешнем облике избранницы и ее поведении — не было ничего рокового, таинственного и загадочного. Напротив, насколько можно судить по сохранившемуся изображению, она была вполне заурядна, хотя и весьма миловидна. Г. Аллен, которого всё восторгало в поэте, не преминул восхититься и его новой возлюбленной: «В ту пору ей только что минуло пятнадцать лет. Природа наделила ее изящной стройной фигуркой, большими черными глазами, красивым ртом и длинными темно-каштановыми волосами. Все, вместе взятое, произвело на По неотразимое впечатление». Звали ее Сара Эльмира Ройстер, но ее родственники, друзья и знакомые предпочитали называть ее не по первому, а по второму имени — Эльмира. Это имя нравилось и Э. По. Она жила по соседству с юным поэтом — напротив дома, который занимало семейство Аллан до переезда в собственный особняк.

Познакомились и сблизились они, судя по всему, в начале 1824 года[40] — в дни болезни и смерти «Елены» (миссис Стэнард). Не сразу юный поэт разглядел очарование юной прелестницы — другая владела его думами. Была ли тому виной какая-то особая красота девушки, или ее способность сопереживать (известно, что вместе с Эльмирой он неоднократно навещал могилу «Елены»), или просто время (и возраст) «взяли свое», но теперь уже новое чувство охватило юного поэта. Поначалу они встречались в городском саду Ричмонда (дом Ройстеров, как и прежнее жилище Алланов, примыкал к нему)[41]. Вскоре юноша был принят и в доме Ройстеров — рассказывают о том, как юный поэт пел (?) и играл на флейте (?), а Эльмира аккомпанировала ему на фортепиано. Несомненно, встречались они в других местах. Об этом говорит хотя бы тот, уже упоминавшийся факт, что молодые люди вместе (и неоднократно) навещали могилу миссис Стэнард.

Сохранился карандашный портрет мисс Ройстер. Его нарисовал юный поэт, скорее всего, в 1825 году. Каким-то чудом он уцелел, и через много лет дошел до нас не только как пример несомненного художественного дарования По, но и как бесценное свидетельство его отношения к юной особе. Если По не польстил своей возлюбленной, приукрасив ее образ, то она действительно была красива — юной, застенчивой, еще не расцветшей девичьей красотой.

Неизвестна реакция близких нашего героя на его отношения с мисс Ройстер. Что касается родителей молодой особы, то поначалу они вполне благосклонно взирали на визиты пасынка уважаемого коммерсанта и не препятствовали общению молодых людей. Но затем, видимо, что-то переменилось. Возможно, слишком явными стали взаимная симпатия и знаки ухаживания со стороны юного По, слишком заметной и однозначной реакция предмета обожания. Скорее всего состоялась и беседа отца девушки с опекуном нашего героя (о ней говорят многие биографы поэта), в ходе которой выяснились весьма туманные перспективы По как наследника и, следовательно, как жениха и возможного мужа. К середине 1825 года мисс Ройстер и «мастер Аллан» уже не могли встречаться явно — приходилось делать это тайком, прибегать к уловкам и ухищрениям. Как сие обстоятельство влияло на девушку — бог весть! — а вот что касается нашего героя, то это обстоятельство, конечно, не могло не распалить его еще сильнее. В том числе и поэтическое воображение. Г. Аллен в своей книге приводит следующие поэтические строки: