Все ошеломленно уставились на Аманду. Лишь Эсме улыбалась, словно наконец все пошло по заранее намеченному плану.

Холмс охотно подчинился этому требованию, леди Финч была сражена.

Джемми, взглянув на вздернутый подбородок Аманды, понял, что она скорее отправится в тюрьму, чем предстанет перед тем, что ждет ее в бальном зале. Или, вернее, перед кем.

Но как он может это допустить? Запереть на ночь и камере? А что, если с ней что-нибудь случится? Если она заболеет или хуже того… Он не собирался оставлять се наедине с судьбой.

– Мистер Холмс, – заявил Джемми, – если вы намерены арестовать мисс Смайт, то должны взять и меня, поскольку я помогал этой леди бежать.

Констебль радостно потер руки от очередного признания, но все же вопросительно взглянул на леди Финч. Он знал, что настоящей властью в Брамли-Холлоу обладала именно она.

Леди Финч махнула рукой в сторону сына:

– Забирайте и его, Холмс. Тем лучше! Ночь в тюрьме, возможно, приведет их в чувство.

Тюрьма в Брамли-Холлоу была построена несколько столетий назад. Крепкое здание предназначалось для самых отвратительных преступников, но за всю историю его существования тут было мало обитателей – случайный пьяница да, как гласит легенда, гнусный убийца. Однако за последние сто с небольшим лет здесь видели только сменявших друг друга предков Холмса.

Недостаток обитателей не означал, что две камеры, разделенные тяжелой железной решеткой, не готовы принять узников. В каждой находились узкая койка, застеленная грубым одеялом, и ведро.

Холмс, возмущенный тяжестью преступления заключенных, относился к своему долгу с предельной бдительностью. Но нельзя было сказать, что ему совершенно чуждо сострадание, поскольку он повесил между камерами одеяло, чтобы мисс Смайт могла уединиться, и дал ей свечу, чтобы она не боялась.

Потом он запер камеры и двери. После нескольких дней слежки он очень хотел, чтобы эта норовистая невеста была у него под рукой, тогда и самому можно спать спокойно.

Аманда, поглядев на мерцающее пламя свечи, вздохнула. Так вот где закончится ее великое приключение. В одиночной камере, с запертым по соседству мужчиной, которого она любила. С таким же успехом его могли бросить в парижскую тюрьму – железная решетка разделяет их не хуже расстояния. Теперь она никогда не доберется…

Она покачала головой. Джемми ведь не хотел обмануть ее – он флиртовал с ней из жалости. Подумать только, косолапая! А она ведь начала верить, что все ее глупые мечты могут осуществиться.

Аманда села, обхватив руками колени, и изо всех сил старалась не расплакаться. Особенно перед ним.

– Вы могли бы повременить с признанием и сделать его после первого танца, – проворчал из своей камеры Джемми. – Я с нетерпением его ждал. Сто лет не танцевал.

Аманда фыркнула:

– Приберегите свои чары для кого-нибудь другого.

Она услышала, как заскрипела койка, когда Джемми сел.

– Что, черт возьми, вы хотите этим сказать?

– Это значит, что я все слышала. Все, что вы говорили обо мне своим приятелям. Назвали меня косолапой. Как я могу забыть вашу фразу: «Пожалейте меня. Я должен танцевать с ней первый танец»? Так что не тратьте слов, я прекрасно знаю, что вы никогда не хотели танцевать со мной. – Аманда смахнула непрошеные слезы.

– Вы слышали все это и думали… Вы поверили, что я… – К ее досаде, Джемми захохотал. – Неудивительно, что вы сбежали, дорогая.

– Конечно. Я не собиралась оставаться и терпеть оскорбления.

Он пересек камеру и сдернул разделявшее их одеяло. Его пальцы сквозь решетку потянулись к ее плечу, но Аманда отпрянула и стала отодвигаться, пока не оказалась на самом краю койки.

– Аманда, моя дорогая Аманда, я говорил не то, что думаю. Совсем нет. Разве вы не понимаете, что я был вынужден наговорить этим легкомысленным типам любые небылицы, иначе они остались бы и узнали правду?

– Поберегите свое красноречие. Мне безразличны ваши слова, – бросила она, накинув одеяло на плечи. – Вы никогда не питали ко мне интереса. Просто жалели меня, и только.

– Черт! – пробормотал Джемми. – Хорошо, если хотите знать, я сказал это, потому что боялся. Говорю вам, боялся.

Аманда недоверчиво фыркнула, но потом украдкой взглянула на него и увидела на его лице явное отчаяние. Не то чтобы это ее интересовало, нет, нисколько! И все же страсть в его голосе отзывалась в ней, вселяла надежду, которой она не посмеет поверить, – она это знала.

Но благодаря этой надежде она отважилась тихо спросить:

– Чего вы боялись?

– Что, войдя в бальный зал, вы поймете, какой у вас выбор мужчин. Вы сможете выбрать, кого захотите. И если дело обстоит так, то почему вы захотите выбрать меня? Если уж на то пошло, кому я нужен – никчемный, хромой, израненный отшельник?

Его слова нашли отклик в ее душе. Аманда прекрасно знала это состояние, потому что точно так же думала о себе, пока не оказалась в объятиях Джемми.

Она медленно поднялась с койки и повернулась к нему. Какая женщина захочет его? Любая, у которой есть глаза, думала она, глядя на него.

Одетый для бала, Джемми был воплощением элегантного джентльмена – от темного фрака, белоснежного галстука и богато вышитого жилета до облегающих бриджей. Твердая линия подбородка, широкие плечи, проницательный взгляд говорили о мужской силе и сулили обещания, от которых трепетало бы любое женское сердце.

Больше того, она видела его честные пристальные глаза, слышала боль в его словах, чувствовала благородство намерений.

Его шрамы, нога? Какое это имеет значение?

И все же он не мог поверить, что кто-то, а тем более она увидит не только его недостатки. Для нее они были лишним свидетельством того, что этот человек живет по своим убеждениям, следует своим идеалам, а не предается бессмысленной похвальбе за портвейном и сигарами.

– Так вот вы как обо мне думаете? Что мои чувства к вам такие… такие переменчивые? – Аманда скрестила на груди руки. – Если на то пошло, а почему вы захотели бы выбрать меня?

Они испепеляли друг друга взглядами, уверенные в своем мнении, и каждый боялся первым признать правду, которая могла означать их счастье или глубокое отчаяние.

– Черт, – махнул рукой Джемми. – Забудьте все, что я сказал. Думайте обо мне что хотите. – Бросившись на койку, он устремил глаза в потолок. – И все-таки мне жаль упущенного танца.

– Он был бы не первым, – бросила Аманда, водя носком туфли по холодному каменному полу. – Мы с вами танцевали несколько лет назад в «Олмаке».

Какая разница, что он узнает правду сейчас! Ее родственники так близко, что скоро все ее тайны откроются.