– Л-ладно. Посчитаемся еще.

А кстати, неплохая идея. Больше половины работы Петр и его помощник уже сделали. И не мешало бы купцу выплатить им вторую половину. А ну как решит зажать денежку? Так ведь и в суд на эту наглую морду не подашь. Договора-то нет. Вот так заявит купец на белом глазу, что выплатил все сполна и на него, уважаемого горожанина, наговаривают. А то и вовсе скажет, что знать не знает, о чем речь, и Петр у него ничего не делал.

Сталкивался уже Пастухов с подобным в своем мире. И не раз. Нет, с ним-то такого не случалось. Потому как у него свои машины ремонтировали все больше простые трудяги, среди которых подобные жмоты редкость. Потому как и сами свою копейку по́том и мозолями зарабатывают, и к чужому труду уважение имеют.

А вот среди предпринимателей разной руки придержать плату за проделанную работу, а то и вовсе кинуть – это в порядке вещей. Встречаются просто жадные. И деньги у них есть, но вот так взять и отдать тем же штукатурам разом сто тысяч просто рука не поднимается. И начинает такой заказчик тянуть резину, выплачивая долг целый год.

Именно памятуя об этом, Петр и запросил у купца половину оплаты авансом. Но похоже, не помешает закрыть финансовый вопрос теперь же. Пока он может еще надавить на Заболотного, а то потом как бы поздно не было.

– Захар Силантьевич, кстати, как насчет того, чтобы рассчитаться? – окликнул Петр купца, уже выходившего из помещения.

– А ты что же, работу закончил, чтобы расчет просить?

– Захар Силантьевич, ты уж меня прости, но просят тебя пусть те, кто от тебя в зависимости какой. А я тебе просто говорю: либо ты заплатишь сейчас и сполна, либо я собираю свои вещички и ухожу.

– Это как это? А задаток?

– А задаток я уже вполне отработал. И даже больше того. Так что с моей стороны все по-честному.

– С чего это ты вдруг?

– А с того, что слова твои мне не понравились. Вдруг решишь, что меня, как тех инородцев, можно объегорить.

– Ты, Петька, за словесами-то следи. Не тебе, голоштанному, в моем купеческом слове сомневаться.

Вообще-то купцу за сорок, и он как бы Петру в отцы годится. Но это не имеет никакого значения. И спускать ему Пастухов не собирался.

– Во-первых, не Петька, а Петр Викторович. Родовитые дворяне меня по имени-отчеству величают, и тебе, купцу, не зазорно будет. Во-вторых, это не я, голоштанный, к тебе пришел, а ты ко мне, знать, я все же мастером слыву, а не рванью подзаборной. Ну и в-третьих, я никогда не беру на себя больше, чем могу унести.

– А как насчет слова твоего? Чего оно стоит?

Вроде и извиняться не собирается, но и Петькой уже не величает. Ладно. И то прогресс. Но все же поймал, зараза. Можно сказать, подсек на крючок. Потому как репутация в нынешней России очень много значит. И кстати, за Заболотным еще не водилось такого, чтобы он дурачил кого в Красноярске. Инородцев в тайге – дело иное. Ну так на то и купец, пробавляющийся пушниной.

– Мое-то слово крепко, – вынужден был ответить Петр.

– Ну так и держи его. Уговор был половину вперед, другую – когда закончите.

А что тут еще скажешь? Оно вроде как и наглеца на место поставил, и в то же время сам повязан. Нет, если бы не Митя, то плюнул бы Петр и на репутацию, и на заработок. Но он действительно хотел помочь семье Аксиньи за заботу да за ласку. И вообще, будучи воспитанником детдома, он не мог не уважать эту женщину. Выбиваясь из последних сил, она тащила на себе четверых, даже не помышляя избавиться хотя бы от одного. А ведь эту Россию подкидышами не удивить.

А репутация Петра, как по наследству, перейдет Мите, который сейчас в семье за главного мужика и добытчика. Так что гордость гордостью, но и про парня забывать не следует. А что до купца, так ведь не всегда в лоб-то надо. Порой и подумать не грех. Оно ведь не больно.

После обеда работа была закончена. Затопили топку в «стирлинге», обождали немного, пока прогреется горячий цилиндр. На улице хотя и солнечно, но февраль месяц и морозец давит, а потому разница температур в цилиндрах значительная выходит и греть долго нет надобности.

Петр взялся за маховое колесо машины, качнул пару раз и от души крутнул. Оно провернулось сначала с натугой. Потом сделало полный круг, еще, и еще, и постепенно начало набирать обороты. Несколько секунд, и «стирлинг» весело застрекотал. Когда подключили привод динамо-машины, обороты было упали, но лишь на мгновение, потому что практически сразу частота вращения стала прежней. Лампочка под потолком весело загорелась, освещая полутемное помещение машинного сарая.

– Ну вот, хозяин, принимай, – удовлетворенно произнес Петр. – Пару раз за вечер подбросите дровишек, а там и ко сну отходить время подойдет.

– Хорошая работа, – удовлетворенно кивнув, произнес купец.

– А по-другому и не можем. С тебя еще двадцать рублей.

– Я помню, Петр, не переживай. Только тут дело такое, поиздержался я малость. Ты уж не обессудь, но я с тобой потом посчитаюсь. Пора нынче горячая подходит, в тайгу ехать надо. Все в товар вложено.

На «Петра» обижаться не стал. Это же не «Петька», а вполне даже уважительно. А вот в остальных словах купца усомнился. Двадцать рублей – это для рабочего сумма довольно серьезная при его месячном заработке в тридцать рублей. И это для нормального рабочего, не белой кости, мастерового, но и не подмастерья или какого никчемного. А у Захара Силантьевича разница на одной только соболиной шкурке минимум тридцать рублей составляет, а то и всю сотню.

– Уверен, Захар Силантьевич?

– А ты в моем слове сомневаешься?

– Да как бы часа три назад ты иное сказывал. Про крепкое купеческое слово поминал.

– Да как ты… Да я тебя…

– Все-все-все, Захар Силантьевич, не серчай. Потом – значит, потом. Вот как скажешь, так и будет, – забрасывая на спину ранец с инструментом и направляясь на выход, согласился Петр.

– Вот то-то же, – самодовольно буркнул купец в спину уходящему.

Оказавшись на улице, под лай купеческой собаки Петр с Митей быстро вдели ноги в крепления лыж и покатили по заснеженной улице. Петру претило вышагивать пешком, просто потому что это было ну очень медленно. Не привык он к спокойной размеренной жизни. У него до сих пор никак не могла выработаться свойственная местным неторопливость. Он не мог свыкнуться с тем, что для того, чтобы пройти город из конца в конец, нужно затратить порядка полутора часов. Это же уму непостижимо, сколько он за это время успел бы сделать!

Поэтому, когда выпал первый снег (который, что изрядно удивило уроженца Кавказа, после этого так и не растаял), Петр озаботился лыжами. Никогда не ходил на них, но решил, что так будет всяко быстрее. Ох и намучился он, пока научился более или менее сносно бегать на этом девайсе! Пришлось в прямом смысле этого слова тренироваться, выбираясь на выпасы за слободкой.