– Смотри, Шарик, не влюбись в блондинку! – пошутил мой друг.

Я ответил ему в том смысле, что таковых в Раю не водится. Действительно, все девицы и дамы, которых мы до сих пор здесь видели, имели волосы красивого пепельного цвета; встречались и шатеночки, а блондинки – ни одной.

Но, оказывается, одна – была.

Под вечер, когда мы с Кузей явились на райскую танцплощадку, нас поразило, что там, против обыкновения, не видно мужчин и юношей танцевального возраста. Мы уже знали, что в Раю полное равновесие полов и прекрасный пол даже преимущества имеет, – и вдруг такое невнимание островитян к дамскому и девичьему поголовью. И еще нас удивило, что у всех женщин и девушек какой-то взволнованный, радостный вид. Мы спросили у Аканы, у той самой островитяночки, что пищу нам приносила, в чем тут дело. И вот эта словоохотливая Акана начала нам толковать о том, что весь мужской персонал Рая сегодня с утра трудится у Песчаного мыса – так распорядилась королева. Океан, мол, прислал большой, небывалый подарок, великолепные «талуогли». Она про эти «талуогли» долго нам толковала, но мы плохо еще райским языком владели. Стали мы с Кузей между собой рассуждать, как это море может подарки делать и какие подарки; стали мыслить, не жалея извилин. И вдруг не до морей, не до подарков нам стало…

…На небольшое земляное возвышение вроде эстрады поднялась невысокая белокурая девушка сногсшибательной красоты. Я уже говорил, что в Раю некрасивых не было, но эта всех райских красавиц перешибла! Не буду давать ее литературного портрета, словесных сил не хватит. Но уж поверьте, голубчики-читатели и голубицы-читательницы: такую красоту я тогда в первый раз повидал, а вам – вовек не повидать.

При появлении этого малогабаритного чуда природы я замер от восторга. И тут красавица запела. Смысл ее песни был, ясное дело, для меня вполне неясен, однако я моментально уразумел, что голос ее аж за сердце берет. И вдруг мне почудилось, что вся жизнь моя до этого дня гроша ломаного не стоила, а вот теперь я царь вселенной, потому что такую девушку вижу и слышу. И в этот момент Кузя кладет мне руку на плечо – и шепчет со слезами на глазах:

– Это она! Это она!..

– Какая такая «она»? – удивился я.

– Это – Надя Запретная!.. Вернее сказать – это ее улучшенный райский двойник…

Когда чаровница покинула певческую трибуну, мой Друг, как тигр, мотнулся на ее место и запел популярный уголовный романс «Зачем я встретился с тобою…». Пел он вдохновенно и напористо и все время глядел на прекрасную девушку. И я тоже не мог от нее глаз отвести. А Маруся скромно стояла в толпе слушательниц и, когда Кузя исполнил заключительный куплет, вместе со всеми стала кричать: «Лубан! Лубан!» «Но почему „Маруся“? – спросите вы, уважаемые читатели. – Почему такое имя у иностранной райской девы?» Да дело в том, что звали ее по-тамошнему «Муароса», то есть «Утренний голос» (она подала свой первый детский крик ранним утром), а это уж Кузя стал звать ее Марусей, а за ним и все островитяне, то ли из уваженья к нам, то ли им такое произношение понравилось. Да и самой девушке по вкусу пришлось это ласковое и скромное имя. Оно как-то подходило к ней. Она хоть и красавицей выглядела, но не фифой, не секс-бомбой киношной; красота ее была сверхвыдающаяся, но в то же время чарующе скромная. Чем-то Маруся немного эстоночку напоминала. Кузя даже свою теорию насчет ее происхождения построил. Мол, в некие времена прибило к Раю какую-нибудь посудину вроде нашей и был там уцелевший человек, прибалтийский белокурый матрос, который и стал законным предком Маруси.

Теперь жизнь наша по другому руслу пошла. Карты забросили, стали всюду бродить, забыв, что босые; стали с каждым встречным-поперечным заговаривать, чтоб язык райский скорее освоить. Нам хотелось побольше слов наскрести, чтобы перед Марусей в словесном всеоружии предстать.

Однажды утром разбудили нас раньше обычного, накормили завтраком и вручили нам туфли с длинными острыми каблуками. Мы уже знали, что такие ритуальные туфли надевают только в день поздравления новобрачных после первой брачной ночи. И вот поковыляли мы с Кузей, в числе прочих гостей, к новому, построенному специально для данных молодых супругов, коттеджу. Поздравляющие с песней вошли в спальню, в дальнем конце которой на своем брачном ложе, но уже вполне одетые, восседали счастливые молодожены. И начались пляски в честь новобрачных. Спальням в райских домах отводилось, в смысле метража, главное место, так что пляшущим было где развернуться.

Поскольку данная новобрачная слыла а Раю одной из перворазрядных красавиц, в честь ее плясали особенно усердно, и так топали, что перламутровые раковинки, вделанные строителями в пол, в специальные зазоры между кирпичиками, потрескались, а кое-где и разбились. Когда я намекнул одной островитяночке – зачем же это пол-то портить, – она дала мне объяснение, из которого я понял; раковинки новые завтра же вставят, а что эти побились – это хорошо; чем больше их ломается – тем, значит, больше счастья будет супругам в их дальнейшей жизни. Удивился я такой странной примете, но спорить не стал.

Маруся тоже участвовала в том мероприятии, но при пляске сильно не топала; она, словно лебедушка, скользила по полу. С восторгом глядел я на ее изящные телодвижения. Смотрел я на нее, смотрел – и решился, подошел. И на ломаном райском языке, тщательно подбирая слова, пригласил я ее на совместную прогулку. И – представьте себе – она улыбнулась и сказала, что завтра утром, когда раскроется розовый цветок, она будет ждать меня на площадке.

Утром проснулся я в счастливом состоянии, завтрак скушал с могучим аппетитом. А Кузя ел нехотя, вяло. Я сделал ему дружеское замечание: когда дают пищу – ее надо есть активно; надо целиком и полностью использовать бесплатное райское снабжение. Но он ничего не ответил. В глазах его я заметил грусть.

Вскоре на цветочном календаре под окном раскрылся розовый цветок – и я поспешил в пункт свидания. Маруся уже ждала меня. На ней было скромное голубое платье, в косах синели цветы.

– Какие красивые цветочки! – галантно воскликнул я на чистейшем райском языке. – Как они зовутся?

– Никак, – ответила девушка. – Разве цветам нужны имена?.. Куда же мы пойдем ходить?

– Давай пойдем куда глаза глядят, – предложил я.

– Но ведь твои глаза сейчас глядят на меня, а мои – на тебя, – с удивлением произнесла наивная красавица. – И если мы пойдем так, как ты хочешь, то мы столкнемся лбами, В конце концов Маруся предложила держать путь к Песочной бухте, туда ведет красивая дорога. И вот, покинув утопающий в плодовых деревьях поселок, мы поднялись на невысокий холм, затем спустились в долину. Там росли многочисленные кусты, с которых свисали крупные сочные ягоды, напоминающие вкусом клубнику. Я отдал должное этим даровым дарам природы, на что ушло менее часа. Затем мы вышли к океану, к Песочной бухте.

Море здесь далеко вдавалось в сушу, причем весь берег состоял из отличного пляжного песка. Тут и там виднелись группки островитян, принимающих водные процедуры. Купались они в чем мать родила, но девушки – своими стайками, а юноши – своими, на довольно большом расстоянии. Супружеские пары купались совместно, с ними вместе барахтались в воде ребятишки. Загорающих я не приметил. Те, которые вдоволь наплавались, прогуливались по берегу одетыми и распевали райские песни. Но не только райские. В одном месте я вдруг услышал: