Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сталин в общем и целом занимал именно такую позицию.
Однако Мао Цзэдун счел необходимым и этот положительный пример в деле решения сложных вопросов в двусторонних отношениях трактовать так, чтобы он навсегда оставался основанием для предъявления претензий с китайской стороны российской стороне, для упреков в адрес России в неравноправии, несправедливости, обидах, ущербе, нанесенном ею Китаю. Создавалось впечатление, что Мао Цзэдун был недоволен позицией Сталина, предложившего развязать этот узел и практически развязавшего его. Мао Цзэдун хотел бы проигнорировать позицию Сталина, добиться того, чтобы люди в Китае о ней забыли. Мао Цзэдун на практике был вынужден действовать в соответствии с достигнутой договоренностью, получая при этом выгоду для себя. В то же время он постарался отделить конкретное решение проблемы от принципиальной постановки вопроса об исторических несправедливостях России в отношении Китая, о вечной задолженности России Китаю. Мао Цзэдун никак не хотел снять вопросы в двусторонних отношениях. Даже тогда, когда они практически не существовали, Мао Цзэдун намеренно создавал впечатление, что «исторический долг» Россией Китаю «не выплачен».
В качестве примера такого подхода можно рассмотреть то, как в КПК – КНР трактовали вопрос о КЧЖД уже после того, как на практике этот вопрос был решен, причем по инициативе Сталина.
С точки зрения Мао Цзэдуна, Япония в период оккупации Северо-Восточного Китая уже выплатила Советскому Союзу стоимость КЧЖД и купила суверенное право на эту железную дорогу. Хотя этих денег оказалось маловато, признавали сторонники Мао Цзэдуна (а сумма эта действительно была не просто мизерной, но чисто условной), однако, подчеркивалось в КПК, «при Мао Цзэдуне так или иначе деньги были выплачены. После вступления советских войск в Северо-Восточный Китай» (именно такова официальная оценка Мао Цзэдуном и его сторонниками участия СССР в разгроме Японии на последнем этапе Второй мировой войны, что, с точки зрения нашей страны, несправедливо, ибо так или иначе, а мы отдали более тридцати тысяч жизней в вооруженной борьбе против японских войск тогда на территории Маньчжурии) и капитуляции Японии Советский Союз снова стал обладать суверенным правом на Китайскую Чанчуньскую железную дорогу. После создания КНР СССР, считали сторонники Мао Цзэдуна, вообще говоря, должен был безоговорочно передать свое суверенное право на железную дорогу, однако ввиду того, что Советский Союз по Китайской Восточной железной дороге был связан с городом Хайшэньвэем (так сторонники Мао Цзэдуна называют Владивосток с той целью, чтобы подчеркивать временную принадлежность этого «китайского поселения» России), а это был значительно более короткий путь по сравнению с передвижением по Дальневосточной железнодорожной магистрали, проходящей по советской (российской) территории, Советский Союз попросил разрешения в течение определенного периода времени совместно пользоваться суверенным правом и выгодой от Китайской Чанчуньской железной дороги… Вследствие того, что у КНР в то время еще не было возможностей (приходилось признавать сторонникам Мао Цзэдуна) для ее эксплуатации и управления ею, а также технических возможностей, временное совместное управление и использование этой дороги двумя государствами при таких обстоятельствах для КНР все-таки приносило пользу, поэтому, как и раньше, было дано согласие на совместное использование двумя государствами права и выгод от эксплуатации Китайской Чанчуньской железной дороги.[336]
В советско-китайском коммюнике о подписании 14 февраля 1950 г. договора и соглашений между Советским Союзом и Китайской Народной Республикой, в частности, отмечалось следующее:
«Одновременно г. Чжоу Эньлай и А.Я. Вышинский обменялись также нотами о решении Советского правительства передать безвозмездно правительству Китайской Народной Республики имущество, приобретенное советскими хозяйственными организациями у японских собственников в Маньчжурии, а также о решении Советского правительства передать безвозмездно правительству Китайской Народной Республики все здания бывшего военного городка в Пекине».[337]
Существует и односторонняя трактовка этих договоренностей, отражающая позицию Мао Цзэдуна. Известный дипломат У Сюцюань, принимавший участие в переговорах 1950 г. в Москве, в своих воспоминаниях отмечал, что «обе стороны достигли договоренности о том, что Советский Союз полностью и безвозмездно передаст Китаю имущество, захваченное им у Японии в Северо-Восточном Китае, а также казармы военного городка Советского Союза в Пекине и прочее, также оставшееся от царской России. Все эти соглашения и договоренности были совершенно необходимы для защиты независимости и суверенитета нашего государства».[338]
У Сюцюань также отмечал: «По договоренности кроме того предусматривалось, что Советский Союз должен был безвозмездно передать Китаю захваченное им у японцев на Северо-Востоке нашей страны имущество, а именно – целый ряд заводов, фабрик и рудников, а также их машинное оборудование и прочее. Однако в действительности советские войска, когда они покидали Северо-Восточный Китай, все машинное оборудование, которое можно было демонтировать и перевезти, а также инвентарь, материальные ресурсы и прочее почти полностью перевезли в Советский Союз. На Аньшаньском металлургическом комбинате, в Шэньянском арсенале, на Сяофэньманьской электростанции и в других местах «безвозмездно» было передано только несколько пустых домов; даже фортепьяно, диваны, предметы хорошей обстановки и т. п. из квартир японских чиновников и офицеров, а также большое количество всевозможных материальных ресурсов, захваченных у противника, были ими вывезены в СССР. В этом отношении их стиль оказался невысоким, обнажал тяготение к национальному эгоизму и отнюдь не соответствовал тому, что они заявляли на словах. Впрочем, в то время мы учитывали главным образом обстановку в целом, обращали внимание на самое главное и основное и по этим конкретным вопросам не собирались затевать с ними спор. Отношение к нам со стороны Сталина и других руководителей совкомпартии все-таки было довольно сердечным, они к тому же оказывали помощь строительству в нашей стране».[339]
Прежде всего, отметим, что У Сюцюань, вполне очевидно отражая позицию Мао Цзэдуна, намеренно смешивал два исторических периода, два вопроса.
Один период – это время сразу же по окончании Второй мировой войны на Востоке, то есть 1945—1946 гг. Это ситуация, когда Советская Армия разгромила японские войска и принимала их капитуляцию в Маньчжурии, что было сопряжено с большими сложностями, так как Сталину пришлось иметь дело и с японцами, и с Чан Кайши, и с Мао Цзэдуном. При этом у Сталина, у СССР, у России был свой счет к японской армии, к Японии как агрессору. По всем этим причинам и возник вопрос о разграничении в Маньчжурии китайского и трофейного японского имущества, на которое претендовал СССР в качестве победителя в войне, понесшего максимальные (среди союзных держав) человеческие жертвы в своей Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.