К этому же времени были очищены от большевиков большая часть губерний Харьковской (Харьков был нами занят 11/24 июня) и Екатеринославской и почти вся территория Крыма. Развивая достигнутые успехи, наши части вступили в пределы Саратовской, Тамбовской, Воронежской и Полтавской губерний.

Столь успешному продвижению наших войск в значительной степени способствовала начавшаяся деморализация советских войск. Получалось впечатление, что сопротивление большевиков окончательно сломлено и что они не в силах сдерживать наступление наших войск на север.

Но главнокомандующий и его штаб отлично понимали, что наше положение недостаточно прочно, так как фронт Добровольческой армии страшно растянулся, везде был слаб и не было свободных резервов.

С одной стороны, требовалось остановиться, пополнить убыль в рядах, образовать резервы, привести в порядок тыл, но, с другой стороны, рискованно было давать противнику передышку, являлся соблазн развивать успех, не давать оправиться расстроенным частям войск советского правительства.

После занятия Харькова и Царицына для развития дальнейших операций можно было поступить двояко.

Перейдя к обороне у Царицына, взять из состава Кавказской армии генерала Врангеля все, что только возможно (считали, что можно взять 3—4 конных дивизии), перевезти их на Харьковский фронт и развивать наступление по кратчайшему направлению на Москву.

Или же, перейдя к обороне на Харьково-Манычском направлении, развивать операции от Царицына на Саратов, с целью занятия этого важного пункта, и затем уже, с юго-востока, перейти в наступление на Москву.

Первое решение, по мнению некоторых, сулило более быстрое занятие Москвы и скорейшее завершение борьбы. Другие же считали, что лучше принять второе решение, которое даст возможность оказать более действенную помощь армиям адмирала Колчака и, кроме того, облегчить пополнение и приведение в порядок Добровольческой армии, которая, когда обстановка потребует, перейдет в наступление на Москву с юга.

Генерал Деникин приказал командующему Кавказской армией генералу Врангелю начать операции в направлении на Саратов. Командующему Добровольческой армией генералу Май-Маевскому134 приказано было, не зарываясь вперед, продвинуть к северу и западу авангарды для надежного прикрытия Харьковского района и принять самые энергичные меры для пополнения армии и для устройства ее тыла.

Несмотря на благоприятное развитие военных операций на всех фронтах армий юга России, внутреннее политическое состояние к 1/14 июня приняло крайне тревожное положение.

По мере отдаления большевистской опасности политические деятели казачьих областей стали проявлять все большее и большее стремление отделаться от какого бы то ни было вмешательства генерала Деникина и состоящих при нем органов власти в государственную жизнь казачьих областей. Затем политические деятели казачьих областей указывали, что так как казачество в рядах Вооруженных сил Юга России является по численности главной силой, на которую опирается главное командование, то оно не только имеет право, но должно принимать непосредственное участие в государственном строительстве в освобождаемых от большевиков районах России.

Будучи совершенно несогласными с конструкцией власти, установленной генералом Деникиным и отрицая правильность назначения министров (начальников управлений) единоличной властью главнокомандующего, они продолжали настаивать на создании юго-восточного союза, со включением в него и кавказских государственных новообразований. Добровольческая же армия, по их мнению, могла войти в состав союза лишь как равноправный член.

При этих условиях значение командования Добровольческой армии совершенно обезличивалось бы, и являлось серьезное опасение, что цели и идеи борьбы с большевиками, по воссозданию Единой Великой России, провозглашенные адмиралом Колчаком и генералом Деникиным, будут совершенно извращены.

Генерал Деникин, не отрицая необходимости договориться с казачеством и устранить все трения, не соглашался на разрешение вопроса в том виде, как предлагали представители казачества, и отношения между ними и командованием все более и более портились.

Не возражали представители казачества лишь против полного подчинения казачьих войск генералу Деникину в оперативном отношении. Но и здесь чувствовалась возможность в будущем серьезных недоразумений: среди политических деятелей казачества было много таких, которые свои личные и местные интересы ставили выше интересов государственных и которые не возражали против полного подчинения казачьих воинских частей генералу Деникину только вследствие того, что знали, что весь казачий командный состав будет подчиняться генералу Деникину и что этот вопрос открыто они поставить не могут. Эти господа начали агитацию и пропаганду в казачьих войсках и пытались проводить мысль, что казачество должно вести борьбу с большевиками лишь до полного освобождения казачьих областей от посягательств со стороны советской власти.

Особое неудовольствие и даже ненависть политических деятелей казачьих войск было направлено против Особого совещания, состоявшего при генерале Деникине и проводившего в жизнь программу, им провозглашенную. Интересно отметить, что этими лицами Особое совещание никогда гласно не отождествлялось с генералом Деникиным, как будто это был какой-то совершенно обособленный, зловредный орган, проводивший свою, а не генерала Деникина, политику.

Но это понятно. Большинство из этих «политиков» были мелкие местные деятели, не отличавшиеся достаточным гражданским мужеством и не смевшие вступить в открытую борьбу с генералом Деникиным, за которым стояла не только Добровольческая армия, но и казачьи войска.

Зато Особое совещание и его отдельные члены мешались с грязью и против них велась открытая и непримиримая борьба, как путем выступлений в казачьих законодательных учреждениях, так и путем печати и пропаганды в районах казачьих областей. Особенно старались представители так называемых «самостийных» кругов Кубанского казачьего войска.

Серьезность создавшегося положения в тылу борющихся за освобождение России армий не могла не беспокоить главное командование. Прибывшая к этому времени (25 мая/7 июня) из Парижа делегация от политического совещания, в составе генерала Щербачева, Аджемова и Вырубова, осветила положение русского вопроса на мирной конференции в смысле возможности признания единого Всероссийского правительства в лице Верховного Правителя адмирала Колчака, в случае признания его всеми борющимися против большевиков в России силами.

Подобное признание, несомненно, повлияло бы на отношение правительств Держав согласия к домогательствам отдельных государственных новообразований в отрицательную для них сторону и тем самым вырвало бы почву из-под их ног.

Генерал Деникин решил признать адмирала Колчака и 30 мая/ 12 июня отдал следующий приказ:

«Безмерными подвигами Добровольческой армии, Кубанских, Донских и Терских казаков и Горских народов освобожден юг России, и русские армии неудержимо движутся вперед к сердцу России.

С замиранием сердца весь русский народ следит за успехами русских армий, с верой, надеждой и любовью.