– Домовой, – невольно улыбнулся Андрей, – точнее, велотречный. Шагайте за мной.

Они вошли в зал.

– Слава! – взвизгнула Яна, бросаясь к Тарасову.

Андрей остановился, округляя глаза. Но его поразила не встреча влюбленных, а нечто другое.

Из-под купола гигантского сооружения спускалась на поле велотрека десятиметровая летающая «тарелка», сверкающая голубым металлом, постреливающая искрами, испускающая струйки дыма.

– Что это?! – прижалась к плечу учителя Млада.

– Энлоид… – прошептал Андрей, внезапно догадавшись, что имел в виду их спаситель под «транспортом» магистра.

Тарасов с Яной перестали обниматься, также увидев «тарелку», замерли.

– Идите сюда, – послышался голос незнакомца.

«Тарелка» зависла в метре над полем, лопнул бок аппарата, из образовавшегося в нем стеклянно-прозрачного «объема пустоты» выпрыгнула легкая подвижная фигура, склонилась над телом Буй-Тура, вложила его в «пустоту». Тело исчезло.

Незнакомец оглянулся.

– Поторопитесь!

Очнувшиеся пленницы со своими защитниками поспешили к «тарелке».

– Энлоид… – еще раз сказал Андрей. – Над такой машиной работал Лева…

Ясноглазый незнакомец посмотрел на него с прищуром.

– Вы правы, сударь. Пришло время открытий. Но сейчас нам пора уходить отсюда, залезайте.

Андрей и Владислав переглянулись.

– Давай, ты первая, – сказал Тарасов Яне.

Они скрылись в «пустоте» входа.

– Теперь мы, – ободряюще сжал плечо Млады Андрей.

По глазам ударил световой зайчик, на мгновение волна темноты и свежести прокатилась по телу, и взору открылось кубическое помещение без острых углов, с бежевого цвета стенами. Потолок помещения слабо светился. Вошедшие ранее Тарасов и Яна стояли, озираясь, оглянулись на вскрик Млады.

– Чудеса в решете! – вполголоса проговорил полковник. – Интересно, куда делся Гордей Мироныч? «Зеленые человечки» забрали?

– На борту раманы никого нет, – ответил появившийся ниоткуда «ангел-хранитель», с виду – обыкновенный человек. – Это личный транспортник магистра. Нам повезло, что он не заговорен. Магистр понадеялся на свои возможности. Но все разговоры потом.

Незнакомец протиснулся мимо спасенных, вошел в противоположную стену, исчез. Потом из стены показалась его голова.

– Прошу прощения, но кабина раманы рассчитана только на двух пассажиров. Одно занято вашим приятелем. Вам придется во время полета побыть здесь.

– Без проблем, – кивнул Тарасов, по лицу которого разлилась бледность. – Только я, с вашего позволения, присяду.

– Куда мы полетим? – робко спросила Яна.

– Туда, где вас вылечат, – сказала голова незнакомца и скрылась.

Все присутствующие в странном тамбуре обменялись выразительными взглядами.

– Как ты думаешь, кто он? – прошептала Млада, зябко вздрагивая от волнения.

– Не знаю, – так же тихо ответил Андрей, – но догадываюсь.

– Спецслужба РуНО? – поднял бровь Тарасов. – Хотя, надо признаться, таких суперов просто не должно существовать в природе.

Данилин помолчал.

– Это скорее всего витязь… я слышал о воинах русской Рати, но не верил…

– Что еще за витязи такие?

Одна из стен помещения вдруг растаяла, превратилась в экран телевизора.

Стал виден зал велотрека.

Центральное поле строения плавно понеслось вниз. Экран мигнул – и в тамбур с экрана хлынула темнота ночи. Вниз ушел главный купол велотрека, затем вся «бабочка» сооружения, уменьшаясь на глазах. А еще через несколько секунд бесшумного неощутимого полета на пестром темно-белом фоне расцвел огненный фонтан, разбрасывая во все стороны обломки стен и крыши велотрека. Это взорвалась адская машина магистра, хороня его и всех, кто с ним был.

2 января

Он был очень похож на старика с картины Константина Васильева «Человек с филином». Та же сурово-величавая осанка, тот же пронзительный взгляд мудрых глаз, седина в волосах, та же ощутимая сила в каждом движении. Разве что человек этот был моложе. Звали его Гостомыслом. Волхв Гостомысл, заботник Русского Рода.

Когда летающая «тарелка» с пассажирами, проделав часовой перелет, приземлилась посреди какого-то замерзшего и заснеженного болота с чахлыми кустиками и кривыми стволами березок, встретил их именно Гостомысл, одетый в меховой зипун, но без шапки, несмотря на мороз. Он кивнул незнакомцу, победившему магистра и спасшему пленников, приложил руку к груди, поклонился.

Озеро освещалось только светом звезд, но лицо Гостомысла было видно так, будто освещалось солнечным светом.

– Здравы будьте, родичи, в обители Ладомирья. Прошу следовать за мной.

– Я отведу раману в северный скип, – сказал спаситель Данилина. – Пусть постоит покамест закрытой.

– Хорошо, – коротко ответил волхв.

Незнакомец полез в люк «тарелки», ощущаемый как объем пустоты.

– Спасибо, – запоздало спохватился Тарасов.

Незнакомец не ответил, скрылся в «пустоте», и через несколько секунд «тарелка» подпрыгнула в небо, исчезла.

– Обиделся? – пробормотал Тарасов.

– О, нет, – качнул головой седовласый. – Лихарь просто сделал свое дело и не считает вас обязанными ему. Хотя мы обычно не произносим слово «спасибо», оно имеет другой смысл. Мы говорим – благодарствуем.

– И какой же другой смысл сокрыт в «спасибе»?

– Изначально, по искону, это слово – аббревиатура, как принято говорить, слов «спаси» и «бог». В сочетании они не несут благодарности. От кого нас должен «спасать бог»? И для чего? Однако об этом мы поговорим позже. Идемте, я провожу вас в свою будову, вам требуется лажение.

Волхв ничего не сделал, не махнул рукой, не произнес никакого заклинания, но в пятидесяти шагах от людей вдруг сформировался в воздухе удивительной красоты светящийся терем. За ним еще несколько, едва видимые в ночи, словно сделанные из расплавленного стекла.

Замершие спутники Андрея молча дивились на возникший ниоткуда деревянный град, не в силах вымолвить ни слова.

– Я сплю… – наконец пробормотал Тарасов.

Данилин промолчал, погладив пальцы Млады. Он уже догадывался, что видят его глаза, но не спешил делиться своим прозрением ни с кем.

Седовласый подошел к неподвижно лежащему Буй-Туру, наклонился над ним и тут же отступил. Тело полковника потеряло вес, всплыло над снегами и льдом, скользнуло к резному крыльцу ближнего терема.

– Идемте, – оглянулся Гостомысл. – Не бойтесь, это будовы Ладомирья, недобрым людям они не видны и недоступны.