— Они сожгли мою конюшню, Скарлетт, они сожгли мою конюшню.

Я возил Дижону на скачки, совсем небольшие скачки, я подумал, может, ей понравится побегать по песку и, когда мы возвратились домой, от конюшни остались черные руины. Боже мой, запах! Боже мой! Я слышу ржание лошадей, даже когда сплю.

Скарлетт почувствовала, что у нее в горле застрял комок. Она поставила чашку. Никто не сделал бы такой ужасной вещи. Это наверняка несчастный случай.

— Это арендаторы. Видишь ли, из-за ренты. Как они могут так сильно меня ненавидеть? Я пытался быть хорошим землевладельцем, всегда старался. Почему они не сожгли мой дом? У Эдмонда Барроу они сожгли дом. Они могли бы сжечь меня в нем, меня бы это не волновало. Только пощадили бы лошадей. Господи, Скарлетт! Что, что сделали им мои бедные сгоревшие лошади?

Ей нечего было сказать. Барт не чаял души в своей конюшне… Стоп, ведь он уехал с Дижоной, его особой гордостью и радостью.

— У тебя осталась Дижона, Барт. Ты можешь начать заново. Она такая замечательная лошадь, самая красивая, которую я когда-либо видела. Ты можешь пользоваться конюшней в Баллихаре. Не помнишь? Ты мне сказал, что она похожа на собор, если установить там орган. Можешь растить новых жеребцов в Баллихаре. Ты не позволишь судьбе сломить тебя, Барт, ты должен продержаться. «Я знаю, я сама оказывалась на самом дне. Ты не должен сдаваться, просто не можешь.

Глаза Джона Морланда были словно потухшие угли.

— Я уезжаю в Англию сегодня вечером на восьмичасовом катере. Не хочу больше никогда видеть ирландские лица и слышать ирландские голоса Я оставил Дижону в безопасном месте, пока не продам ее. Сегодня днем я включил ее в скачки, после которых любая лошадь может быть продана и, когда они закончатся, закончится и Ирландия для меня.

Его глаза были трагично грустными. Скарлетт почти желала, чтобы он снова заплакал. Тогда ему стало бы легче. Сейчас он выглядел так, как будто больше не способен что-либо чувствовать. Он выглядел умершим.

Затем произошла перемена. Усилием воли сэр Джон Морланд, баронет, вернулся к жизни. Его плечи окрепли, а губы свернулись в улыбку, В его глазах даже появилась искорка смеха.

— Бедная Скарлетт, боюсь, я выжал из тебя все соки. Это ужасно с моей стороны. Прости, исправлюсь. Допивай свой кофе, пойдем на ипподром. Я ставлю пятерку за тебя на Дижону, и ты сможешь купить шампанское на свой выигрыш, когда она оставит всех далеко позади.

В это мгновение Скарлетт никого так не уважала в своей жизни, как Барта Морланда. Она ответно улыбнулась ему.

— Я дополню твою пятерку своей, Барт, и у нас будет шампанское. Идет?

Она поплевала себе на ладошку и протянула ее Морланду, он хлопнул по ней и улыбнулся.

По дороге на ипподром Скарлетт пыталась выудить из своей памяти то, что она слышала о «затейливых скачках». Все участвующие в скачках лошади продавались, их цену назначали сами владельцы. В конце скачек каждый мог «заявить», что покупает любую из представленных лошадей, и ее владелец обязан продать ее за установленную им цену. В отличие, от остальных лошадиных торгов в Ирландии здесь не было споров о ценах. Невостребованные лошади возвращались их хозяевам. На мгновение Скарлетт не поверила, что лошадей нельзя купить до начала скачек, при чем тут правила. Когда они дошли до ипподрома, она спросила у Барта номер его ложи. Ей надо привести себя в порядок и спросить у стюарда, где подают заявки. Она надеялась, что Барт заломил умопомрачительную цену за Дижону, собиралась купить ее и послать ему, когда он устроится в Англии.

— Что вы имеете в виду, говоря, что на Дижону уже подали заявку? Этого нельзя сделать до конца скачек.

Администратор постарался не улыбаться.

— Вы не единственная, кто предвидит ее победу, мадам. Это, наверное, американская черта. Джентльмен, который подал заявку, также американец.

— Я дам двойную цену.

— Нельзя, миссис О'Хара.

— Что если я куплю лошадь у баронета до начала скачек?

— Тоже невозможно.

Скарлетт пришла в отчаяние. Ей необходимо купить эту лошадь для Барта.

— Я могу предложить только одно…

— Ах, пожалуйста. Что я могу сделать? Это действительно очень важно.

— Вы можете узнать у нового владельца, не хочет ли он ее продать.

— Да, я сделаю это.

«Если нужно, заплачу ему королевский выкуп. Американец, сказал администратор. Это хорошо. В Америке деньги правят балом».

— Не покажете ли вы мне его? Он сверился с листком бумаги.

— Вы можете найти его в отеле «Джюри». Он указал его в своем адресе. Его зовут мистер Батлер.

Скарлетт полуразвернулась, чтобы уйти, и оступилась, ища равновесие. Ее голос был странно тонок, когда она заговорила.

— Это случайно не мистер Ретт Батлер? Казалось, прошла целая вечность, пока глаза администратора вернулись к странице, прочитали, пока он заговорил.

— Да, именно так его имя.

«Ретт! Здесь! Барт, должно быть, написал ему о своей конюшне, о распродаже, о Дижоне. Он, наверное, делает то, что собиралась сделать я. Он проделал этот путь из Америки, чтобы помочь своему другу или приобрести победителя для чарльстонских скачек. Но теперь не важно. Даже бедный дорогой несчастный Барт не имеет значения, путь Бог простит меня. Я увижу Ретта. — Скарлетт сообразила, что бежит, бежит, толкает людей в разные стороны, не извиняясь. — К черту всех и вся. Ретт здесь, всего какие-нибудь несколько сотен метров разделяют нас».

— Ложа номер восемь, — выдохнула она стюарду.

Он показал, Скарлетт заставила себя успокоиться, перевести дыхание, чтобы выглядеть нормально. Никто не заметил, как колотится в груди сердце, не так ли? Она поднялась по двум ступенькам в увешанную флажками ложу. Двенадцать жокеев в ярких рубашках стегали своих лошадей, которые бежали по огромному дерновому овалу, приближаясь к финишу. Все вокруг Скарлетт кричали, подбадривая лошадей. Она ничего не слышала. Ретт наблюдал за скачками в полевой бинокль. Даже в десяти футах она могла почувствовать запах виски, он переступал с ноги на ногу. Пьяный? Только не Ретт, он всегда мог сдерживать себя, выпивая. Неужели его так сильно расстроило несчастье Барта?

«Взгляни на меня, — молило ее сердце. — Отложи бинокль и посмотри на меня. Произнеси мое имя. Позволь мне увидеть твои глаза, когда ты скажешь мое имя. Позволь мне прочитать в твоих глазах что-то обо мне. Когда-то ты любил меня». Радостные возгласы и стоны возвестили конец скачек. Ретт трясущейся рукой опустил бинокль.

— Черт, Барт, это мой четвертый проигрыш подряд, — засмеялся он.

— Привет, Ретт, — сказала она.

Он резко обернулся, и она увидела его темные глаза. В них не было ничего, кроме раздражения.

— Да, привет, графиня.

Его глаза осмотрели ее от лайковых ботинок до шляпки с плюмажем из белой цапли.