захлебнулся кровью – зашедший сзади Ажлак ловко перерезал девушке горло кривым широким ножом. Захрипев, несчастная повалилась наземь.

– Прими нашу жертву, Семаргл! – вымазав руки кровью, громко воскликнул Ажлак и упал на колени рядом с холодеющей жертвой. По знаку отца то же сделал и Хянди, да и сам Келагаст ткнулся коленями в мох.

Восславив древних божеств, все трое встали. Ажлак кивнул в сторону трупа девушки:

– Заберем ее с собой, к селищу.

– Это зачем еще? – удивился староста. – Лучше бы здесь оставить, звери бы обглодали… Не догадался бы кузнец Рауд, что сделалось с его младшей дочкой. Хянди, никто не видал, как вы уходили?

– Никто, – ухмыльнулся Хянди. – Я все сделал, как учил дядя Ажлак… Легко было уговорить эту дуру.

Подтащив убитую ближе к селищу, бросили труп в траву рядом с тропою, чтоб можно было заметить хотя бы не издали, а так, проходя рядом.

– Ну, вот и все, – усмехнулся староста.

– Нет, не все, брате! – Ажлак с усмешкой вытащил из-за пазухи маленький серебряный крестик на тонкой цепочке. Нагнулся, вложил в мертвую руку. – Вот теперь и впрямь все… – Он перевел взгляд на Келагаста. – Кажется, ты давно хотел прибрать к рукам Хундолу и посчитаться с людьми креста? Теперь у нас появился повод.

– Верно. – Староста рассмеялся, – А ты далеко не глуп, Ажлак! Только вот поверят ли в то мои люди?

– Поверят. – Ажлак показал на Хянди. – Пусть твой сын спустится к реке и незаметно уведет вниз по течению пару челноков да там их где-нибудь и утопит.

Келагаст одобрительно засмеялся и повернулся к сыну:

– Исполни все в точности, парень!

Поклонившись, рыжеволосый Хянди исчез в зарослях ивы. Келагаст с Ажлаком переглянулись и неспешно направились по тропе к селищу. Едва успели отойти, как появились идущие с покоса девы с венками из ромашек и клевера. Прошлись по тропе, одна вдруг нагнулась, вскрикнула… Все завизжали, подзывая идущих позади мужиков.

Ни Хянди, ни староста, ни коварный старец так и не заметили, что из кустов орешника за ними следили чьи-то внимательные глаза. Большие, цвета луговых васильков и синего летнего неба.

Пашозерские пришли к вечеру. Явились со стороны Черной реки, прошлись по хундольской дороге и, не заходя в селение, сразу двинулись к монастырю. Колокол как раз созывал отшельников к вечерне, и над лесом, озерком и лугом разносился малиновый благостный звон. Никифор самолично забрался на башню, видел, как вышли из лесу пятеро вооруженных рогатинами людей в круглых, отороченных белкою шапках. Узнав среди идущих Сагарма, пашозерского старосту, вспомнил, как еще по зиме вылечил его дочку. Стоявший рядом брат Андрей тоже узнал гостей и заулыбался. Хоть и славно жить в отшельничестве, а все ж радовались послушники новым людям, тем более старым друзьям.

– Приветствую тебя, брате Никифор! – подойдя к воротам, прокричал Сагарм – высокий, ловкий, с широкой каштановой бородой и такого же цвета кудрями.

– И мы всегда рады гостям, – вышел навстречу пашозерцам настоятель. – Да пребудет с вами Господня милость. – Никифор перекрестился. – Поздорову ли в вашем роду?

– Поздорову, – ответил Сагарм и тут же вздохнул: – Поздорову, да не все. Молодой Юкса, из лучших наших охотников, занемог в лихоманке. Вот и пришли к тебе, брате Никифор. Не пошел бы ты с нами, не посмотрел бы болящего?

– Конечно, схожу. – Никифор кивнул. – Пока соберусь, вы в трапезную зайдите, откушайте что Господь дал!

Заглянув в свою келью, монах сложил в заплечную суму висевшие на стене сушеные травы, топленый барсучий жир, еще какие-то снадобья в плетеных березовых туесах. Выйдя на двор, обратился к гостям:

– Я готов, братие! – И предупредил послушников: – Вернусь завтра к обедне.

Не так уж и далеко было идти до Пашозера по хундольской дорожке мимо Черного озера, вдоль болотины, дальше – берегом неширокой Сарки-реки, а там уже и вон они, селища пашозерцев. Зимой на лыжах по охотничьим тропкам и не один раз можно было туда-сюда сбегать, от обители до Пашозера. Сейчас, правда, болот по пути много, но и так идти недолго, к ночи вполне можно добраться, к тому же ночи сейчас стояли светлые.

Юкса – молодой веселый парень – метался в бреду, горячий, как угли. Прочитав про себя молитву, Никифор подержал его за руку, приподнял пальцами веки, оглянулся.

– Хорошо бы положить его в отдельную хижину, и чтоб никто туда не входил, кроме того, кто ухаживает за больным.

– Сделаем, как скажешь, – согласно кивнул Сагарм и, отвернувшись, тут же отдал распоряжения слугам.

Никифор наклонился ближе к больному, приложив ухо к груди, послушал дыхание.

– Я дам ему отвар и оставлю вам травы, – распрямившись, произнес он. – Кто пользует больных в селении? По-прежнему старая Аныпа?

– Она.

– Пусть. Трав и Аныпа знает изрядно. Если Юкса не умрет до утра – значит, будет жить.

Юкса не умер. Наоборот, напоенный отварами, уснул, дыхание его было еще слабым, но уже не таким прерывистым, как прежде. Сагарм радовался.

– Не знаю, как и благодарить тебя, Никифор!

– Благодарите Господа. И не забудьте натереть болящего на ночь барсучьим салом.

Простившись с пашозерцами, Никифор перекрестился и направился в обратный путь. Шел не спеша, наслаждаясь утренней свежестью, запахом сладких луговых трав и первыми лучами солнца. Выйдя к Черному озеру, повернул, огибая Хундолу и таким образом укорачивая себе путь. Внезапный порыв ветра принес свежий запах пожарища, Никифор повертел головой, увидав поднимающийся за лесом дым, резко прибавил шагу. Вот и болотце, ручей, озерко… А вместо обители – догорающие головни и трупы послушников. Все восемь, они лежали головами в сторону озера Злого духа.

Глава 11

На живца

Мы несколько иначе смотрим на разбои, упоминаемые летописцем… Отождествление их с классовой антифеодальной борьбой нам представляется натяжкой, данью концепции о феодальной природе Киевской Руси.

И. Я. Фроянов. «Древняя Русь»

Июль-август 868 г. Южное Приладожье

Плохое место между речками Воложбой и Чагодой: болота, овраги, ручьи – неудобь сплошная. Однако кому как, народа вокруг немало кормится – из Нево-озера вверх по Сяси-реке плывут на ладьях-насадах купеческие караваны, затем – по Воложке, а потом, сгружают товары, вытаскивают суда, волокут до Чагоды, потом – до Мологе-реке, а уж там прямая дорожка до Итиля, к булгарам, в Хазарию, а через Хвалынское море – в Персию. Оттого и сел здесь много – редко сеют да пашут смерды, все больше на волоках промышляют. Кому помочь, кому ладейки подремонтировать, кому и обходной путь-волок показать, хоть и не прямой, да удобный – по