— Но вы забываете, что этот ваш кукиш просуществовал недолго — до смерти усатого тирана. После чего все вернулось на те самые круги, о которых глаголил Феофан Затворник, пугая нас просвещенной Европой. Только в его бытность русских людей поразила французомания, а нынче — англомания. Впрочем, все это промысел Божий. Благодаря ему, не долго вашей власти осталось жить. Ваша вера оказалась ложной, поскольку истинная вера только одна — ее несет церковь. Все остальное от дьявола.

— Вы думаете, что когда наша система падет, наступит рай на земле? Заблуждаетесь — может стать еще хуже.

— Правильно, может, — согласился с этим доводом священник. — А все потому, что за семьдесят лет безбожия вы успели отравить души миллионов людей. И нам понадобятся десятилетия, чтобы выправить эти искореженные души. И мы их выправим.

— А мне кажется, что все будет иначе. В посткоммунистическом будущем дьявол начнет собирать куда более обильную жатву и простому народу не останется ничего иного, как снова взяться за булыжник, поскольку церковь опять превратится в прислужницу государства, осеняя все ее решения, даже самые вопиющие, своим перстом. Впрочем, вопрос о том, когда падет наша нынешняя система мы оставляем открытым — ведь не все еще потеряно.

— А вы оптимист, — усмехнулся священник, бросая косой взгляд на собеседника.

— Такой же, как и Московский митрополит Филарет, который писал челобитную государю с просьбой повременить с отменой крепостного права — он ведь тоже на что-то надеялся. И даже ссылался на свой сон, в котором, якобы, видел Сергия Радонежского, который предупреждал о вреде реформы. Я, конечно, вещих снов не вижу, но тоже на что-то надеюсь и поэтому ищу себе союзников. В том числе и в вашем лице.

Услышав эти слова, священник вновь остановился посреди аллеи и с удивлением воззрился на собеседника.

— Вы это о чем? — выдержав паузу, спросил отец Серафим.

— Вот вы говорили, что наших людей поразила англомания. А я хочу вас спросить: везде ли? Например, в Узбекистане, где вы живете уже не один десяток лет, та же картина, что и здесь, в России?

Прежде чем ответить, священник возобновил движение по аллее и, пройдя несколько шагов, произнес:

— Нет, в Узбекистане картина несколько иная, чем здесь — в этом вы правы. Даже в Ташкенте нет той англомании, которая присуща европейской части нашей страны, где люди живут по принципу: «Все хорошо, что не наше!».

— Значит, если эта, по-вашему, безбожная власть и падет, то вовсе не потому, что гниль завелась именно в этой республике?

— Безусловно, — согласно кивнул головой священник и тут же добавил: — Голова у этой гниющей рыбы совсем в другом месте.

— Это вы хорошо заметили, — живо откликнулся на эти слова Бородин. — Вот я и хочу, чтобы гниющая голова не свалила всю ответственность на голову здоровую. Имею я на это право?

— Конечно, имеете, учитывая то, что вы человек достаточно умный. Поверьте моему опыту, но среди вашего брата коммуниста редко можно встретить столь начитанного и образованного деятеля, вроде вас.

— Не лукавьте, святой отец, вы знаете, по крайней мере, еще одного такого же коммуниста.

— Кого же? — и священник снова остановился посреди сквера.

— Шарафа Рашидова. Он — писатель, интеллигент. Разве я не прав?

— Пожалуй, соглашусь, — кивнул головой отец Серафим. — Этот отрок из разряда просвещенных правителей, коих среди вас немного.

— Тогда, как вы отнесетесь к тому, что его собираются отправить в отставку?

— На все воля божья, — развел руки в стороны священник. — Хотя лично я бы этого не хотел. При Рашидове русская церковь в Узбекистане не знала гонений. Я помню, как при Ермогене, а его епископство совпало с хрущевской бесовщиной, у нас не было закрыто ни одного храма, а Успенский собор даже был расширен. И все благодаря мудрой политике Рашидова, который тогда только-только возглавил местную компартию. Да и потом мы всегда могли найти с ним общий язык. Он и своим единоверцам-мусульманам тоже сильно помогает. И вообще, мне кажется, что он больше верующий человек, чем коммунист. Например, добился открытия в Ташкенте единственного в стране исламского института. Правда, студентов там учится немного — всего-то тридцать четыре человека. И чуть больше в бухарском медресе — около восьмидесяти. Впрочем, это объяснимо — в Узбекистане всего лишь восемьдесят девять мечетей.

— Не забывайте, что мы все-таки атеистическое государство, — уточнил Бородин, после чего задал вопрос, который все это время вертелся у него на языке. — Как вы считаете, ислам может представлять для этого государства какую-либо угрозу?

— А почему вы об этом спрашиваете? — удивился отец Серафим.

— Дело в том, что в апреле этого года в недрах ЦК КПСС родился документ под названием «О мероприятиях по противодействию попыткам противника использовать „исламский фактор“ во враждебных СССР целях».

— Я полагаю, что речь идет о радикальном исламе, который может придти к нам извне. Но это не ближняя перспектива. Я давно живу в Ташкенте и вижу совершенно иное.

Например, между студентами-мусульманами из других стран, которых немало в столице Узбекистана, и местными узбеками нет большого понимания. И вообще «бытовой ислам» в Средней Азии абсолютно аполитичен. Скорее всего, удара вашему безбожному государству в ближайшее время следует ждать из кавказско-закавказского региона, Западной Украины и Прибалтики — там весьма силен сепаратизм. А Узбекистан в этом отношении абсолютно спокойный регион. Я же говорю, что голова у этой гниющей рыбы находится совершенно в ином месте — скорее, здесь, чем там. А теперь, получается, Рашидова могут низложить? Печально. Но зачем вы мне об этом сообщили?

— Я же говорил, что ищу союзников и, не желая этой отставки, хочу ее предотвратить.

— А я вам сказал, что на все воля божья, — напомнил о своих же словах священник.

— Воля волей, но и человек должен что-то делать. Помните: на Бога надейся, да сам не плошай. Вот я и хочу не оплошать.

— Не устаю вами поражаться, — снова удивился отец Серафим. — Обычно люди неверующие произносят эту поговорку иначе: «На Бога надейся, а сам не плошай». А вы произнесли ее истинно по-христиански. Откуда в вас это?

— Видимо, от Всевышнего, — улыбнулся Бородин. — Помните, 33-й псалом, где говорится: «Уклонися от зла и сотвори благо, взыщи мира и пожени и»?

— Конечно, помню: «Делай благо, бегай злаго». И благо вы видите в том, чтобы помочь Рашидову?

— Именно, и хочу, чтобы и вы тоже приняли в этом участие.

— Чем же я могу вам помочь — молитвой?

— Не только. Вы же возвращаетесь в Ташкент? Вот я и подумал: может, вы передадите Рашидову от меня небольшое послание?

— На словах?

— Нет, на бумаге, — и Бородин протянул священнику небольшой конверт, который он извлек из кармана пиджака.