но про нас словно все позабыли. Уже слухи дошли, что пришли татары и пожгли Пронск с Ижеславлем. Потом, что Рязань окружена. Приуныли мы. Но незадолго до этого прибыл в Коломну Ингварев сын Роман с войском.

– Так, – подался вперед воевода, ожидая услышать подтверждение Васькиных слов, – и что дальше было?

– Странно было потом, – поделился Макар, – не успел он в городе объявиться, как случилась смута. Войско меж собой передралось, а сам он сбежал из города. Сказывают, что папаша его, князев брат Ингварь, предал нас. Правда то али нет, боярин?

– Правда, Макар, – кивнул с сожалением Коловрат. – Тому я свидетель. Сам с Ингварем в Чернигов ездил, да не усмотрел за ним. Сбежал Ингварь к киевскому князю, решил пойти против брата своего.

– Вот напасть, – вскинул руки Макар.

– Ты прости, что так долго вестей тебе не давали, – повинился боярин. – Я, как в Рязань вернулся, обороной ее занялся. А к тому дню татары уже нас окружили и ото всех других земель отрезали. Сколь гонцов к тебе посылали – ни один не вернулся. О предательстве Романа мы и сами не знали. Князь ведь ему наказал гонцов за помощью к великому князю послать по Владимир. И бились мы в Рязани, каждый день помощи ожидая. А оно вона как вышло.

– Ну, дела, – только развел руки приказчик, продолжая свой рассказ. – А потом вдруг пришли татары и к Коломне подступили, в коей не больше пары сотен бойцов осталось, князю верных. Заперлись они в кремле и стали осаду держать. Хоть и мало их было, а приступ за приступом отбивали. И решил я тогда им подмогнуть. Как-никак полторы тыщи вил у меня имелось. В общем, ночкой темной подошли мы тайно к городу из леса и на обоз татарский напали. Многих успели переколоть во сне да повозки с провизией поджечь, пока татары спохватились.

Выдохнул Макар, даже остановился. И хотя, похоже, пересказывать случившееся дальше ему было не особо приятно, он все же закончил:

– Но уж спохватились татары сильно. Мы-то били в основном пеших в обозе, да пороки камнеметные изничтожали. А как конные до нас добрались, да как начали сечь саблями и на копья подымать – стало нам совсем худо. Ежели бы не ратники Наума, вообще не с кем бы тебе сейчас разговаривать было, Евпатий Львович. Они татар сдержали, покуда мы в лес обратно не утекли. Да полегли ратники в том бою почти все. Не больше дюжины осталось.

Коловрат скользнул взглядом по пятерым из выживших бойцов, что делили сейчас костер с боярином и его приказчиком. Те сидели насупившись. Видно было, что и они без радости тот день вспоминали.

– В общем, выжило нас всего пять сотен без малого, – подытожил Макар, – хочешь верь, хочешь не верь. Никаких весточек от тебя я так и не дождался. И решил тогда сам из-под Коломны уйти, оставить лагерь насиженный, и в леса глухие податься. Вот с тех пор мы здесь и обретаемся, а про Рязань ничего не слышали.

– С Коломной-то что стало? – напомнил воевода.

– После нашей подмоги еще пару дней продержалась. А потом разбили ворота тараном и сожгли ее, а всех, кто там был, вырезали.

– Ясно теперь, как здесь все было, – опустил голову воевода, но не стал тянуть с новостями. – И в Рязани, други мои, то же самое вышло. Хоть и стены повыше и народу побольше, а только без подмоги от князя великого мы держались сколь могли. Долго держались, много врагов побили и пороков изничтожили, а все одно. Пала Рязань. Сгорела в огне пожара, и погибли почитай все ее жители. Слишком много татар пришло по нашу душу. В одиночку не совладать.

Потрясенные ратники смотрели на воеводу, не желая верить своим ушам.

– А князь? – выдавил из себя, наконец, один из них.

– Ранили князя стрелой, – рассказал Коловрат, – но смог я его из города тайным ходом вынести и спрятал в лесу возле Рязани. Жив он, лекарь за ним присматривает. Сейчас туда возвращаюсь.

– Слава тебе, господи, – выдохнули дружинники, – князь жив.

– А как же ты, Евпатий Львович, здесь оказался? – изумился Макар. – До Рязани отсель путь не ближний.

– Были дела, – отмахнулся Коловрат и подмигнул приказчику, давая понять, что не время сейчас об этом расспрашивать. – Вы лучше слушайте, как жить дальше будем.

– Да как тут жить, Евпатий Львович, – изумился один из дружинников, – татарин все княжество истоптал, города пожег, саму Рязань изничтожил, кровью землю нашу залил. Их тыщи кругом! А нас – горстка. Помощи нет. Как тут жить?

– А вот так, – заявил воевода, выхватив меч из ножен и встал, потрясая клинком перед глазами у ратников, – с мечом в руке. Не выпуская его ни днем, ни ночью. Бить их везде, всегда, по лесам и дорогам, рубить, зубами рвать. Чтоб они никогда на нашей земле глаз сомкнуть не могли, боясь, что не проснутся.

Коловрат обернулся и вперил взгляд в того ратника, что высказал страх.

– Мало нас, говоришь, горстка? Вас одних пять сотен душ здесь, хоть и мужиков. По нынешним временам – настоящее войско. Под Рязанью еще несколько сотен насобираю, из тех, кто выжил. Да есть у меня еще войско тайное, в несколько тысяч душ, что только приказа ждет, чтобы захватчикам кровь пустить. До весны доживем – еще больше будет. Леса свои мы знаем. Здесь нас не взять. Вы еще увидите, что татары от вас улепетывать будут, как от огня, думая, что мертвецы восстали.

Над костром нависла звенящая тишина. А Коловрат убрал меч в ножны и сел обратно.

– В общем так, други мои, – объявил он, – завтра поутру выступаете в сторону Мурома, там татар еще нет. Доберетесь до места, где стоит Городец-Мещерский. Встанете неподалеку в лесах лагерем и ждать будете моего приказа. Скоро и я там объявлюсь. И начнем мы татар беспокоить повсюду. Устроим им зиму лютую, чтобы надолго рязанцев запомнили, если кто жив останется. Понял, Макар?

– Сделаем, Евпатий Львович, – ухмыльнулся верный приказчик.

Глава двадцать третья

В сторону Мурома

Вернувшись окольными тропами в лагерь под Рязанью вечером следующего дня и отправив бойцов отдыхать, Коловрат первым делом