Да и трудно было обывателю иметь другое отношение к этому национальному событию. Угар первых дней войны быстро прошел, цели ведь ему были непонятны, и правительство ничего не делало для того, чтобы разъяснить населению внутренний смысл войны и до какой степени с ее благополучным исходом связано все благосостояние страны и ее населения.

Потере интереса обывателя к войне существенно содействовала и чрезвычайная скудость, или, вернее, отсутствие известий с фронта. Официальные бюллетени заключали в большинстве случаев лишь самые общие указания, притом касающиеся всего фронта либо значительной его части. Полный запрет упоминать и в корреспонденциях с театра войны названия участвовавших в том или ином бою частей, равно как фамилий военноначальников, привел к тому, что корреспонденции эти утратили всякий интерес и вскоре совсем прекратились. Действительно, какой интерес могло представить описание военных действий, происшедших неизвестно где и с обозначенными X и У частями и военными начальниками. Запрет этот, по существу, вовсе не оправдывался: немцы, несомненно, всегда знали, какие русские части против них действовали, знали и каких военноначальников они имели против себя. Между тем умалчивание всяких имен привело и к другому, а именно что война не создала ни одного народного героя. Я припоминаю Русско-турецкую войну 1877–1878 гг., когда имена Скобелева и моего покойного отца гремели по всей России. Народ нуждается в идолах — это приподнимает его, создает в нем веру в свою мощь и в свой успех. Скажут, война не выдвинула у нас героев. Но ведь героев всегда создать можно. Не замалчивать имена военноначальников, а, наоборот, всячески их расшуметь — вот что нужно было для поднятия интереса к войне у населения и укрепления его веры в успех. Екатерина это так же хорошо понимала, как и Наполеон. Разве все екатерининские орлы и наполеоновские маршалы, облеченные громкими титулами, были в действительности исключительными людьми, но одно их прославление создавало атмосферу героизма и пафоса.

Возобновленная в начале ноября на несколько дней[673] сессия законодательных учреждений прошла вяло. Рассмотрение государственного бюджета утратило всякий смысл, так как в нем заключались лишь обязательные государственные расходы в размере предшествующего года, все же исполинские расходы, связанные сколько-нибудь с войной, проходили помимо бюджета и законодательных учреждений и ассигновывались в порядке управления. Мало-мальски важных законопроектов также не поступало, и все сводилось к посильному подъему общественного настроения. В Государственной думе это до известной степени удавалось, но в Государственном совете более чем когда-либо выявились его мертвенность и старческое бессилие.

С начала 1915 г. стали понемногу распространяться тревожные слухи о недостатке на фронте снарядов и даже ружей, но слухи эти представителями военного ведомства, а в особенности Главного артиллерийского управления, начисто отрицались, и в сферах Государственного совета склонны были их приписывать русской, легко впадающей в пессимизм впечатлительности.

Заговорили в это время и о хищениях, происходящих будто бы в заготовительных ведомствах. Действительно, то ведомство, которое с давних пор этим славилось, а именно морское, также охваченное в начальный период войны патриотическим порывом, по общим отзывам прекратившее всякие поборы при заключении крупных контрактов, недолго выдержало эту марку. Из уст в уста передавались случаи циничного взяточничества со стороны лиц, стоявших по своему положению очень близко к самым верхам Морского министерства. Все это, разумеется, волновало парламентские круги, а дойдя до массы населения, уже превращалось в сплошной кошмар. Вызывал общественное негодование и такой мелкий сам по себе факт, как появление на улицах Петербурга автомобилей с разъезжающими в них дамами, среди коих были заведомые кокотки, тогда как все частные автомобили были реквизированы для военных надобностей. «Так вот для чего понадобилось отнимать у частных лиц автомобили», — говорила публика, а тем более собственники, у которых отобрали автомобили. Последовало со стороны военного управления запрещение должностным лицам, коим были предоставлены автомобили для надобностей службы, катать в них дам, но распоряжение это, с одной стороны, лишь подтверждало факт незаконного ими пользования, а с другой — соблюдалось весьма относительно. Катающиеся кокотки исчезли, но жены должностных лиц, снабженных казенными автомобилями, все же продолжали ими пользоваться. Значения это, разумеется, не имело, но некоторый соблазн все же творило. В начавшие разгораться страсти это был приток поводов к растущему недоверию и озлоблению, истинная причина которых была, разумеется, иная, а именно — неудовлетворительные известия с фронта.

Наконец приблизительно к марту месяцу начал обнаруживаться в Петербурге недостаток угля для надобностей многочисленных работавших на оборону фабрик и заводов. В мирное время уголь в Петербург прибывал почти исключительно из Англии на пароходах, которые обратным фрахтом вывозили хлеб, прибывавший в Петербург по Мариинской водной системе. С закрытием Петербургского порта уголь пришлось провозить в Петербург из Донецкого бассейна, что составляло совершенно новую задачу для нашего железнодорожного транспорта, перенапряженного без того необходимыми перевозками на фронт и продовольствия, и боевого снаряжения. Между тем усиленный подвоз к Петербургу безусловно необходимого угля отражался на подвозе продовольствия, и цены на некоторые предметы питания начали понемногу подниматься.

Именно в это время группа членов Государственного совета задумала образовать экономическое совещание, посвященное рассмотрению текущих вопросов экономики. Заключения совещания вместе с подробной разработкой вопросов, к которым они относились, полагалось передавать на усмотрение правительства. Председателем совещания был избран бывший министр земледелия А.С.Ермолов, а в состав его вошли все члены Государственного совета, интересующиеся экономикой, и в том числе все члены, избранные торгово-промышленной средой.

Но тут произошло нечто совершенно невероятное. Не успело это совещание закончить рассмотрение первого поставленного на очередь вопроса, а именно о способах увеличения добычи угля и облегчения доставки его в Петербург, как было правительством закрыто. Между тем вопрос этот был рассмотрен весьма тщательно и подробно при ближайшем участии члена Государственного совета Н.Ф.Дитмара, бывшего одновременно председателем работавшего в Харькове Постоянного совета горнопромышленников Юга России и, следовательно, близко знакомого с положением Донецкого угольного бассейна.

Чем было вызвано это нелепейшее распоряжение, понять невозможно, но факт в том, что в самый день, назначенный для доклада выработанных предположений более широкому кругу членов Государственного совета, председатель комитета А.С.Ермолов был вызван к председателю Государственного совета, и там ему было объявлено, что вне сессий законодательных учреждений члены Государственного совета не имеют даже права входить в здание Мариинского дворца и что возглавляемый им комитет должен немедленно прекратить свои собрания и занятия.

Из всех запретительных мер, принимавшихся в то время правительством, это едва ли не самый яркий пример придирчивости к не только абсолютно безвредным, но даже к способным принести реальную пользу проявлениям общественной деятельности. Итак, с одной стороны, передавали сотни миллионов рублей в бесконтрольное