Когда я встретился с ним взглядом, в моем горле зародился рык, а Дракон во мне неловко дернулся, словно уже понял, о чем он говорит, хотя я оставался неподвижным, не имея ни малейшего представления.

— Мне ничего от тебя не нужно, — ответил я, но его улыбка только расширилась, когда он медленно достал свой атлас из кармана и положил его на стол, а затем подвинул ко мне.

— Прошлая ночь оказалась для меня очень интересной, — сказал он небрежно, смахивая невидимые пылинки с манжет, а затем снова окинул меня голодным взглядом. — Так много лжи вышло на свет. Это заставило меня задуматься о том, что мне нужно сделать, чтобы закрепить свое положение на троне.

— Например? — вздохнул Ксавьер, и отец бросил на него взгляд, полный отвращения, словно только сейчас понял, что его второй сын вообще здесь.

— Не говори, пока к тебе не обратятся, лошадь, — прорычал он, прежде чем его взгляд снова переместился на меня.

— Не говори с ним так, — прорычал я, мои глаза то превращались в щели рептилии, то возвращались обратно, когда зверь во мне жаждал его крови.

— Все в порядке, — настаивал Ксавьер, схватив меня за руку, будто думал, что я могу броситься через стол на подонка, сидящего передо мной, но я не настолько потерял контроль.

— Тебе не мешало бы помнить, что я не гнушаюсь убийством сыновей. Неприглядный экземпляр рядом с тобой не является и никогда не будет моим Наследником. Возможно, в его жилах и течет моя кровь, густая и быстрая, но его ценность утрачена этим извращенным проклятием, посланного звездами. Ни один мой Наследник не передаст ДНК лошади. Тебе просто повезло, что ты мой сын, Ксавьер, поскольку, поверь мне, когда я проверял его, я надеялся узнать, что это не так. И тогда я бы утопил тебя, как карлика, которым ты, несомненно, являешься.

Я с громким стуком опустил кулак на стол, вскочил со стула и зарычал на него, в моем взгляде был явный вызов.

— Не смей так говорить о нем, — прорычал я, когда отец оглядел меня с диким блеском в глазах.

— А вот ты, Дариус, действительно прекрасный экземпляр, не так ли? — прокомментировал он, оглядывая мое огромное тело и улыбаясь про себя, словно он мог взять на себя всю ответственность за все, чем я был, и назвать своим собственным достижением.

— Извинись перед Ксавьером, — потребовал я, но с таким же успехом я мог бы поговорить сам с собой, ибо он просто продолжил свой гребаный монолог.

— Высокий, широкоплечий, сильнее любого другого Фейри физически и магически, свирепый и кровожадный, целеустремленный и жестокий, — перечислял он, будто эти слова подводят итог того, кем я являюсь. — И самое главное — могущественный. Почти настолько могущественный, чтобы соперничать со мной.

— Мы с тобой оба знаем, что я превосхожу тебя, — сказал я опасным тоном, наклонившись вперед над столом. — Ты был бы мертв от моей руки, если бы не использовал Клару, спасая свою жалкую жизнь.

— Сила бывает разной, сынок, — ответил он, пожав широкими плечами, не выглядя ничуть обеспокоенным тем, что я склонился над ним со смертью в глазах. — Чем скорее ты это признаешь, тем скорее ты вырастешь в человека, который мне нужен, и прекратишь это глупое благородство. Мы Фейри, а не полевые мыши. Мы видим, чего хотим, и берем это, если можем. Сильнейшие естественно поднимаются на вершину. Ты не можешь отрицать, что ты такой и есть на самом деле. Именно поэтому ты так упорно борешься со мной. Тебе нужно то, что принадлежит мне — моя корона, моя власть… даже милая маленькая Роксания Вега, которая украла твое черное сердце и испортила твою темную душу своим калечащим проклятьем.

— Каким проклятьем? — спросил я с усмешкой, ни на мгновение не купившись на его бред.

— Любовным, — ответил он просто, будто это было грязным словом, запятнавшим его язык. — Вот почему я взял ее, понимаешь? Потому что ты так сильно хочешь ее. Фейри во мне увидел, как она дорога тебе, и я забрал ее, потому что мог. Потому что я могущественнее тебя, что верно по одной-единственной, неоспоримой причине.

— Какой? — спросил я.

— Ты ослаблен своими эмоциями. Твоя любовь к ней делает тебя слабым. Если бы ты действительно хотел убить меня, ты бы уже сделал это — тебе нужно только прорваться через неё, чтобы добраться до меня. Но ты ведь этого не сделаешь, правда?

— Ни за что, — согласился я, не утруждая себя попытками скрыть свои чувства к ней, поскольку он все равно уже знает.

— Жаль, — сказал он со вздохом. — Но со временем я выжгу из тебя эту слабость. Ты не собираешься открывать свой подарок? — Он указал на атлас, забытый между нами на столе, и я зарычал, глядя на черный экран с кнопкой воспроизведения в центре.

— Что это? — спросил я, снова задаваясь вопросом, где, черт возьми, Рокси, и страх скрутил меня в узел.

— Напоминание, — пожал плечами отец. — О том, кто я и на что способен. Однако тебе, возможно, придется поработать над тем, чтобы держать свои эмоции под контролем, когда ты включишь видео — если ты хоть когтем заденешь меня в ответ на него, это будет иметь ужасные последствия для твоего брата.

Я взглянул на Ксавьера, который все еще сидел в своем кресле и смотрел на нашего отца с вызывающе поднятым подбородком, как будто он был готов принять любое наказание, которое тот выберет. Но я отказался быть архитектором его боли.

Я схватил атлас со стола и нажал кнопку, чтобы включить видео.

Крики Рокси наполнили тихую комнату в тот момент, когда я это сделал, и камера переместилась, показывая ее привязанной к деревянному стулу в центре покоев моего отца. Она была в нижнем белье, ее тело покрыто бесчисленными порезами и колотыми ранами, а лоб покрылся испариной, из-за чего темные волосы прилипли к лицу.

— Снова, — раздался голос отца, давая понять, что он был тем, кто снимал, и Клара бросилась вперед из угла комнаты с окровавленным ножом в руке и вонзила его в живот Рокси.

Ужас накатил на