Почему я обошлась с тобой так жестоко? Возмездие, Джон. Ты в самом деле воображал, что я оставлю тебе хоть доллар, чтобы ты мог ублажать свою шлюху?! О да, я знаю о ней. И о других тоже.

Ты злишься, дорогой? Но это еще не все. Главный сюрприз я приберегла напоследок. Я не оказалась такой уж «глупой коровой».

Да-да, я слышала, как ты по телефону говорил обо мне гадости своей потаскухе. Сначала я была убита и раздавлена настолько, что плакала целую неделю. Потом решила отомстить. И стала шарить в твоем кабинете в поисках улик. Тогда я была поистине одержима желанием узнать, сколько моих денег ушло на твоих проституток. Как только ты уезжал на работу, я поднимала свой «жирный зад» с кровати, спускалась в библиотеку и включала компьютер. Времени на это ушло немало, но я все же сумела разгадать пароль и прочесть твои секретные файлы. О, Джон, мне в голову не приходило, насколько ты порочен, как преступна твоя натура, как растленны и безнравственны ты и твои друзья из «Соуин-клуб». Что скажут власти о ваших нелегальных операциях? Я скопировала каждый файл, и, на случай, если желаешь убедиться, что я не лгу, поспеши домой и открой файл с именем «Приобретения». Там, на строке шестнадцатой, я вставила несколько слов, только чтобы подтвердить правдивость моих утверждений.

Ты встревожен? Перепуган? А вот я буквально исхожу злорадством. Представь, как я счастлива знать, что после моей смерти ты будешь гнить в тюрьме до конца дней своих. В тот день, когда ты это прочтешь, распечатки файлов попадут тому, кто знает, что с ними делать.

Тебе не стоило предавать меня, Джон.

Кэтрин".

Мишель только что заполнила документы на одного из пациентов доктора Ландуски, но продолжала сидеть в своем крошечном кабинетике хирургического отделения больницы Сент-Клера, пытаясь собраться с силами и закончить диктовку истории болезни. Девять уже оформлены, осталось уще две. Большинство пациентов лечились у Ландуски. Она заменяла доктора последние две недели, пока тот путешествовал по Европе, но завтра он вернется, и Мишель получит заслуженный отпуск, первый за много-много лет.

Однако она не двинется с места, пока не разберется с историями болезни. И почтой. Господи Боже, на столе стопка нераспечатанных писем, которые она перенесла из своего кабинета к Ландуски и поклялась, что не остановится, пока не разберет все.

Мишель посмотрела на часы и устало вздохнула. Она на ногах с четверти пятого утра! Разрыв селезенки у разбившегося мотоциклиста поднял ее с постели на час раньше обычного. А теперь уже пять вечера!

Она поставила локти на стопку историй болезни, которые только что продиктовала, подперла ладонями щеки и закрыла глаза.

Полминуты спустя она уже крепко спала. Мишель еще во времена своей ординатуры усвоила, как бывает полезно подремать немного в перерывах между делами. И приучила себя засыпать мгновенно и в любом месте.

– Доктор Майк?

– Да? – Она подскочила от неожиданности.

– Вам нужно немного кофеина, – заметила проходившая мимо сестра. – Принести вам чего-нибудь выпить? Вы, похоже, совсем измучены.

– Меган, – рявкнула Мишель, не скрывая раздражения, – вы разбудили меня, чтобы сказать, какой усталой я выгляжу?

Сестра, молодая смазливая женщина, только что окончившая училище, проработала в больнице не больше недели, но уже звала всех по имени. Она только что получила сообщение, что прошла испытательный срок, и теперь ее ничто не могло расстроить, даже яростные взгляды хирурга.

– Не пойму, как это вы ухитряетесь засыпать. Минуту назад болтали по телефону – и бац, уже клюете носом и даже храпите.

– Я не клюю носом и не храплю, – покачала головой Ми-Щель.

– Я иду в кафетерий, – сообщила Меган. – Принести вам что-нибудь?

– Нет, спасибо, я уже ухожу. Только просмотрю почту и домой.

– Доктор Майк, – окликнула санитарка.

– Что?

– Вам письмо. Доставили в приемное отделение. По-моему, вам нужно за него расписаться. Похоже, что-то важное. Надеюсь, не повестка из суда.

– Доктор Майк недостаточно долго пробыла здесь, чтобы попасть под суд, – вмешалась Меган.

– Рассыльный сказал, что письмо из адвокатский конторы в Носом Орлеане и он не уйдет, пока не отдаст его лично вам под расписку. Что ему сказать?

– Сейчас приду.

Мишель сложила дописанные истории болезни в ящик для исходящих бумаг, оставила две незаконченные на стопке писем и отправилась в приемный покой. Рассыльного нигде не было видно. Секретарь, заметив ее, вручила большой конверт из оберточной бумаги.

– Это для вас, доктор. Зная, как вы заняты, я сказала рассыльному, что имею право расписываться за вашу почту.

– Спасибо, Илена.

Она уже собралась было подняться в отделение, но не тут-то было.

– Меня еще рано благодарить, доктор. Страшная авария на Сансет. Сюда везут целую машину детей. Будут через две минуты. Нам понадобится ваша помощь.

Мишель захватила конверт в комнату отдыха, где намеревалась выпить диетической кока-колы. Потом вернулась на медсестринский пункт, уселась и открыла банку. Ей в самом деле нужен кофеин для подкрепления сил.

Сделав глоток, она отставила банку и потянулась за конвертом, но тут прибыла первая машина «скорой», и один из санитаров позвал на помощь.

– Больной истекает кровью! – крикнул он.

Мишель пустилась бежать, забыв о письме.

Ни один человек не может жить в полной изоляции, и Леон Бруно Джонс не был исключением. Граф, прозванный так сообщниками из-за того, что его клыки выросли значительно длиннее передних зубов, придавая ему сходство с вампиром, особенно когда он улыбался, в самом деле выглядел так, словно высасывал кровь из жертв, и если суммы, полученные вымогательством и занесенные в дубликат его счетных книг, были верны, одной кровью он не ограничивался.

Друзей у Леона было хоть отбавляй, и все дружно ненавидели Тео Бьюкенена. Не будь Тео, Леон сумел бы обойти копов и представителей закона. Во всяком случае, ему не пришлось бы давать показания перед бостонским Большим жюри, показания, благодаря которым была разгромлена одна из самых мощных преступных организаций в стране.

Тео вернулся в Бостон через несколько дней после операции. Хотя дело Леона было закрыто и с полдюжины самых влиятельных крестных отцов мафии оказались за решеткой, предстояли еще гора бумажной работы и составление сотен докладов. Его начальники в министерстве юстиции считали, что сейчас для него главное – не высовываться. Тео и раньше угрожали убить, и хотя он никогда не относился легкомысленно к подобного рода вещам, все же на его распорядок дня это никак не влияло, поэтому следующие две недели он засиживался в кабинете допоздна.