Господи, что за сон! Он казался мне ярче, чем реальность. Если бы я и наяву так же мог держать Долорес в объятиях, как это было во сне! Я с тоской вздохнул.

Макси перезарядил револьвер сорок пятого калибра и бережно протер его носовым платком. Он засунул оружие в кобуру, кивнул на спящего Косого и сказал Патси:

— Разбуди его, нам пора двигать.

Раздался стук в дверь. Я открыл. За дверью стоял улыбающийся Джои Китаец.

— Ну что, парни, вы готовы? — Он усмехнулся. — Приятные были сны, ребятки? — Джои повернулся к Максу и спросил: — Сможешь мне уделить несколько минут? Нужен твой совет. Сегодня утром доставили свежую партию зелья.

Макси надевал пиджак. Он сказал:

— Конечно, Джои, о чем разговор. Мы можем уделить несколько минут для друга.

Мы спустились вместе с Джои в подвал. Он открыл большую стальную дверь. Мы прошли по узкому длинному коридору. Он отпер еще одну стальную дверь. Мы вошли в ярко освещенную комнату. Там, склонившись над столом, сидели пятеро китайцев.

Джои представил нас своим улыбающимся соотечественникам. Те принадлежали к тому же тонгу,[7]что и он, под названием «Он Леонг». По-английски они говорили лучше, чем мы. Я заметил это Джои. Он прошептал мне на ухо: «Они учились в Колумбийском университете».

У пятерых китайцев были закатаны рукава. Некоторое время мы смотрели, как они скатывают маленькие шарики, похожие на темное тесто, намоченное в воде.

Джои гордым тоном пояснил:

— Так готовят опиум для курения. Его надо размять и увлажнить. Эта операция требует большого опыта. — Он потрепал по спине сидевшего рядом китайца. — А эти — художники в своем деле. — Джои указал на стоявшую в углу коробку и спросил у Макси: — Что за товар? Что ты скажешь о его качестве?

Я с интересом нагнулся над коробкой:

— А я думал, что опиум всегда есть опиум, и сорт у него один.

Макси напустил на себя вид школьного учителя, объясняющего урок ученику.

— Видишь ли, Лапша, пока ты прохлаждался в своем Сидар-Ноулзе, Профессор меня кое-чему научил насчет этого зелья. Есть «Патна», «Бенарес» и «Малива». У каждого сорта свой вкус и запах, потому что они растут в разных почвах и в разных странах.

Мы с Джои кивнули, оценив познания Макса.

В боксе было штук сорок четырехфунтовых шаров, уложенных впритык аккуратными рядами. Макс взял одни из шаров и сколупнул с него почти дюйм маковых листочков.

— Упаковщик использовал листья в качестве обертки, — пояснил он.

Макс отщипнул кусочек от темной обнажившейся начинки, потер между пальцами, понюхал, попробовал на язык и заявил:

— Отличное зелье, Джои. Чистая «Патна».

Джои одобрительно кивнул:

— Я так и думал, Макс, но был не совсем уверен. Спасибо за консультацию.

Мы сказали «пока» Джои и его улыбавшимся рабочим и поднялись по лестнице. Какой-то шипящий и фыркающий кот преследовал свою подругу вдоль по темной, узкой и пустынной улице. Мы с интересом проследили, как он зажал ее в углу между мусорными баками. Она взвизгнула от боли и удовольствия, когда тот прыгнул ей на спину и вонзил зубы в шею, принуждая к повиновению.

Мы залезли в «кадди», смеясь и чувствуя легкую дрожь возбуждения. Макс напел какую-то непристойную пародию на песенку «Все это делают, всегда».

Косой сел за руль и оглянулся на Макси, ожидая инструкций.

Тот посмотрел на часы и сказал:

— Три часа ночи, еще полно времени, чтобы принять ванну и по-настоящему взбодриться. — Он задумчиво почесал подбородок. — Заодно устроим себе алиби у Латки.

Косой повернул ключ, нажал на газ, включил первую скорость и повез нас в верхнюю часть города, на Саус-стрит. По дороге он совершал необходимые действия, но мне всегда казалось, что во время езды Хайми просто сидит за рулем, а машина сама исполняет малейшие его желания, как волшебная лампа Аладдина.

Когда за рулем находился Косой, машина становилась живой. Она была женского рода, и в трудные минуты, когда у нас случались проблемы, он обращался к ней почти со страстью. Он называл ее Малышкой таким пылким тоном, словно это была его любовница, (идя за рулем, он превращался в дьявола. Он мот выкидывать с машиной такие фокусы, какие не снились голливудским каскадерам. В Ист Сайде он слыл одним из лучших водителей. Но и лошадка была ему под стать: наш «кадди» особый экземпляр с пулезащитными дверцами и стеклами и с усиленным мотором, способным развивать сто двадцать пять миль в час.

Мы быстро и бесшумно мчались по ночному городу. Большой черный автомобиль, как хамелеон, скользил по темным и пустынным улицам. Внезапно мы выехали на яркий свет, в гущу движения и шума.

— А! — воскликнул Косой, глубоко вдохнув воздух. Шанель номер пять.

Мы прижали к носу носовые платки.

Макси наклонился вперед, впившись пальцами в спину Косого, и сказал:

— Послушай, сколько раз тебе говорить, чтобы ты закрывал окно, когда мы проезжаем мимо Фултонского рыбного базара?

Косой рассмеялся:

— Нельзя же быть такими чувствительными, парни. Для меня это очень приятный запах. Как от перезрелой шлюхи.

Оставив позади рынок, мы задышали глубже. По сравнению с рыбной вонью затхлый воздух Ист-Ривер казался почти свежим. Мы быстро спустились в нижнюю часть Ист-Сайда и углубились в лабиринты его улочек.

Наконец впереди появилась тускло светящаяся вывеска: «Турецкие бани Латки». Косой переключил на нейтральную скорость и мягко подал машину к входу. Он выключил урчащий мотор. Мы вошли в бани.

В том, как улыбающийся Латки пожимал нам руки, чувствовалась забавная смесь страха, уважения и радости. Он лично проводил нас в самые лучшие комнаты заведения. Мы разделись и голыми двинулись в парилку. Когда мы шли по баням во главе с Максом, мягкое шлепанье наших босых пяток по каменному полу и вид наших голых волосатых тел навели меня на странную мысль. Дарвин оказался прав. Я мог побиться об заклад, что дикого зверя в нас было гораздо больше, чем homo sapiens. Мне чудилось, что мы, как стая свирепых животных, идем по жарким, дымящимся джунглям. Смуглое тело Большого Макса лоснилось крупными мышцами, его кошачья походка, когда он стремительно шагал по залу, таила в себе силу и грацию тигра-убийцы. Патси шел на шаг позади, его длинные ноги и руки двигались в безупречном ритме, мощные мышцы волнообразно ходили под кожей, покрытой густым темным волосом. Его скользящие движения напоминали крадущуюся черную пантеру. Косой больше всего смахивал на леопарда. Я усмехнулся про себя, подумав, на какого зверя похож сам.

Мы прошли через вращающуюся дверь в жаркую сухую комнату. Горячий воздух обдал наши прохладные тела, как тяжелый жар от раскаленной добела печи.