— Я готов предложить тебе за эту карту двести пятьдесят тысяч лир.

В первое мгновение я принял слова Юнио за очередную дерзкую насмешку, но тут же по выражению его лица понял, что он говорит серьезно и намерен испытать твердость скриптора.

— Кажется, от разреженного воздуха у тебя помутилось в голове, — ответил падре Сансовино.

— Ты прав, может, я действительно схожу с ума. Поднимаю ставку до полумиллиона.

Предложение принца действительно граничило с безумием.

— Ладно, Юнио, тебе удалось добиться своего. Мое терпение лопнуло. Давайте вернемся наверх, — покорно произнес священник.

— Пусть Монтсе и Хосе Мария будут свидетелями: я пытался уговорить тебя по-хорошему. Отныне ответственность за все, что произойдет, ляжет на тебя, — предупредил Юнио.

— Ты считаешь, она была бы меньше, если бы ты сумел «уговорить» меня, как ты это называешь, посредством денег? Этого никогда не будет.

— Ты, вероятно, не поверишь мне, но я хотел бы работать вместе с тобой в одной связке.

— Работать с тобой — все равно что работать на Муссолини или, хуже того, на его хозяина — Гитлера. Я подчиняюсь только его святейшеству, пастырю церкви Господа нашего Иисуса Христа.

— Я не прошу тебя отвернуться от Христа; но существует власть небесная, а есть другая, земная — она ближе и прозаичнее: людьми должна править твердая рука. Подумай о том, что творят коммунисты в России, и ты поймешь: Богу угрожает та же опасность, что и всей нашей цивилизации, ибо хотят уничтожить Его. Разве Пий Одиннадцатый не назвал коммунизм идеей, порочной по своей сути, поскольку она подрывает основы гуманистического, божественного, рационального и естественного понимания жизни, а для сохранения своего господства опирается на тиранию, жестокость, кнут и тюрьму?

— Да, верно, именно так и сказал понтифик; но, уверяю тебя, идея, лежащая в основе нацизма, не сильно отличается от той, которую ты описал. Нет, друг мой, вера и, следовательно, церковь находятся вне опасности в отличие от идеологии, потому что политика по сути своей — рискованное предприятие. Быть может, ты считаешь, что Третий рейх действительно простоит тысячу лет, как обещают его вожди? Будь уверен: в истории не существует вечной власти, кроме власти Господа, творца всякой власти. Вечность не принадлежит человеку. Это не только мои слова. Они были записаны давным-давно, и сама история проверила их истинность. Так что, боюсь, ты действуешь, поддавшись своего рода политической экзальтации, охватившей мир подобно моде. И когда твое состояние эйфории пройдет, тебя снова ослепит свет реальности.

— Быть может, ты и прав, но и церковь тоже не простоит следующую тысячу лет, если коммунистический режим опутает своими щупальцами Европу. Мое предложение остается в силе, — не уступал Юнио.

Вот так окончилось наше посещение Ватиканской библиотеки: неразрешимым спором Юнио и падре Сансовино. Однако не нужно было быть особо проницательным, чтобы понять: несмотря на значительные расхождения, эти два человека имеют много общего. Нечто подобное происходило между Юнио и Монтсе, а также между Монтсе и мной. Мы все нуждались друг в друге, все были звеньями одной цепи, хотя наши потребности и интересы различались. Как сказал поэт Гельдерлин: «Где опасность, там и спасение». И противоположности в конечном счете могут встретиться и даже составить тождество.

24 декабря по распоряжению секретаря Оларры мы все собрались в церкви Санта-Мария-де-Монтсеррат, расположенной на виа ди Монсеррато, на рождественскую мессу. Построенная рядом с приютом для паломников из Испании по приказу папы Александра VI, церковь с XVII века превратилась в духовный центр испанской колонии в Риме. Все религиозные праздники испанцы отмечали именно здесь. Лестница, ведущая в церковь, служила своего рода клубом, где недавно прибывшие из Испании рассказывали о последних событиях на Пиренеях, а тем, кто собирался на родину, здесь вручали письма, посылки и сувениры для родственников и друзей. Здесь же вы могли услышать всевозможные сплетни и стать невольным участником разных интриг.

— Как я рад видеть вас, принц! А почему вы стоите у дверей в такой холод? Входите вместе с нами, прошу вас, — приветствовал Юнио сеньор Фабрегас.

Ответ принца поразил всех:

— Благодарю вас, сеньор Фабрегас, но я жду короля.

— Итальянского? — поинтересовался сеньор Фабрегас недоверчиво, приходя в восторг от мысли, что сам король Виктор Эммануил III, возможно, посетит службу.

— Нет, вашего, короля Испании.

Сеньор Фабрегас не учел, что для дворянина короли не перестают оставаться таковыми, даже если им приходится спасаться бегством, как это случилось с Альфонсо XIII.

— В таком случае увидимся внутри. Я был бы счастлив пожать руку монарху, — добавил сеньор Фабрегас с заговорщицким видом.

Юнио рассказал Монтсе, что он присутствовал в церкви по приказу дуче, у которого дон Альфонсо XIII попросил помощи, чтобы вернуть трон. Несмотря на заявления Муссолини о том, что он поддерживает политическую деятельность фалангистов, ему хотелось сохранить хорошие отношения с испанским королевским домом — мало ли что может случиться в будущем? А для выполнения соответствующего поручения никто не подходил лучше, чем принц-чернорубашечник.

Через несколько минут после того, как церковь заполнилась прихожанами, появились король с королевой и двумя сыновьями в сопровождении журналиста Сесара Гонсалеса-Руано, который последовал за монархом в изгнание, чтобы писать о нем репортажи.

Служба в честь павших заняла больше времени, чем сама проповедь, так что мы почти всю мессу молились. Мы молились за семнадцать казненных епископов и за семерых, пропавших без вести, за пять тысяч восемьсот убитых монахов и шесть тысяч пятьсот погибших священников, и за десятки тысяч граждан. Однако никто не вспомнил о тех священниках, которых Франко велел казнить в Гипускоа и Бискайе за их националистические взгляды и жертвах с другой стороны. Оставалось помолиться за то, чтобы этот бывший король с восковым лицом, печальный, словно свеча, сидевший в первом ряду, вернул себе трон, отнятый у него всенародным голосованием. Альфонс XIII пребывал в подавленном состоянии духа. Там, на родине, единственными его занятиями были бридж и женщины. В карты он играл плохо, вызывая жалость у тех, кому приходилось его обыгрывать. Но с женщинами Альфонсу всегда везло: все сходились в том, что его величество — настоящий донжуан. Список его любовниц в Испании казался бесконечным. Однако после приезда в Рим положение коренным образом изменилось. Теперь ему приходилось общаться с дамами в гостиничном номере, где он жил; к тому же король страдал от дурного запаха изо рта, и недуг этот усилился от тягот изгнания, так что женщины начали терять интерес к его персоне. «Бурбон без женщин — лишь наполовину Бурбон» — это утверждение знали все, и короля сначала стали воспринимать как своего рода привидение, а потом и вовсе как существо, приносящее несчастье, — вплоть до того, что, произнося его имя, итальянцы одновременно стучали по дереву. Но Юнио отличался от своих connazionali[26]: он без колебаний сел рядом с королем, плечо к плечу, и даже протянул ему руку, чтобы тот мог опереться, когда становился на колени после причастия.