Дед кое-что рассказывал ей о тех сверхъестественных способностях, которые бывают свойственны людям. Если Михаил все-таки одурманен, значит, Верьгиз такими способностями обладает, причем немалыми. Но как он мог одурманить Женю, на расстоянии-то, а главное – с какой целью? Ну, Михаила понятно с какой, а ее-то чего ради?! Совершенно не для чего. Значит, она не ошиблась! Поэтому Женя назвала себя круглой дурой из-за своих и в самом деле дурацких сомнений и вернулась к массажному столу. Вот-вот должна была прийти клиентка. Однако вместо этого Женю позвали к телефону.

«Михаил!» – встрепенулась она, однако тут же поняла, что напрасно: он бы позвонил на мобильный, а телефона салона вообще не знал. Но это звонила клиентка: сообщить, что не может прийти на сеанс.

– Вика, ну это никуда не годится! – сердито сказала Женя. – Максимальный перерыв в курсе массажа – день, ну, два, а у вас уже четвертый. После всего лишь двух сеансов – сначала два выходных, потом вчера вы отказались, теперь сегодня… Понимаете, тридцать-сорок процентов наших усилий пошли насмарку. А то и больше.

– Но мне больно, больно! – раздался стон в трубке. – Спина разламывается! По-моему, мой хондроз обострился!

– Все правильно, – попыталась успокоить ее Женя. – Так и должно быть. В процессе лечения остеохондроз всегда поначалу обостряется. И нельзя ждать, пока это пройдет: надо продолжать работать. Не то во время рецидива спина зафиксируется не в самом лучшем состоянии. А ведь я буквально через несколько дней ухожу в отпуск. Когда мы с вами договаривались, я была уверена, что сеансы последуют непрерывно!

– Женечка, не сердитесь, – всхлипнула Вика. – Но мне очень-очень больно! Я лучше пережду, а если вы в отпуск уйдете, я к Светочке похожу, мы с ней в прошлом году работали, и очень хорошо все получалось.

«Очень хорошо» – то есть Вике не было больно. А жаль, между прочим! Значит, массаж своей цели совершенно не достиг. Надо поговорить со Светой, когда она вернется. Хотя… что толку-то? Света даже антицеллюлитный массаж старается делать без боли, а потом, когда огорченная клиентка уходит в прежнем состоянии, уверяет ее, будто целлюлит такой запущенный, что никакие усилия помочь не способны.

Впрочем, Вика – клиентка Светы, пусть между собой разбираются, а Женя сделала, что могла. Как любил говорить дед Саша, feci, quodpotui, faciant meliorapotentes[13]. Собственно, это Цицерон любил говорить, ну да ладно, он не обидится!

Но у нее теперь нарисовался двухчасовой перерыв. Поспать, что ли? Ночь-то в метаниях прошла!

Женя задернула шторы в кабинете, вытянулась было на массажном столе, вставив в уши восковые французские беруши, закрыла глаза, но сон не шел, хоть тресни!

Вдруг вскочила, сдернула халатик, переоделась, выскочила из кабинета, бросив на ходу администратору:

– Вернусь через полтора часа! – и побежала через дворы к площади Свободы. До пешеходной Покровки на маршрутке не доедешь; правда, можно на трамвае, но он еле-еле тащится по кольцу, пешком быстрей. Так, сначала по Варварке до Ошары, там перебежать на Октябрьскую и бегом, бегом вверх до Покровки. А вот и прекрасное здание с колоннами – Дом культуры, в прошлом, между прочим, – Дворянское собрание, а после революции зачем-то названный в честь уроженца Нижнего Новгорода, Якова Свердлова. Покровка тоже звалась раньше Свердловкой, но ее, на счастье, переименовали, а к Дому культуры название как прилипло! И памятник Свердлову по-прежнему торчит в скверике его имени… Правда, Женя слышала какую-то историю, будто некие ретивые борцы с советским режимом в лихие девяностые годки взяли да однажды отрезали голову Якова Михайловича (точнее, Мойшевича, но это детали)[14], однако потом, спустя немалое время, местные коммунисты ее отыскали и приварили обратно.

В просторных залах Дома культуры раньше располагались многочисленные студии и кружки, но потом владельцы, успевшие каким-то образом приватизировать историческое здание в те же пресловутые девяностые, все их выдворили за малой доходностью, а в освободившихся залах устраивали разнообразные выставки-продажи, доход от которых был, конечно, неизмеримо выше. Однако антикварный салон существовал здесь многие годы – не то давал хорошие деньги, не то кто-то из хозяев здания был также и совладельцем салона.

Женя ради маскировки побродила по маленькому уютному магазинчику, в котором стоял тот особый запах, который источают старые книги и старые вещи. Смотрела на витрины, ничего не видя от волнения. Выждала, пока в зальчике не осталось ни одного покупателя, и обратилась к стоявшему за прилавком невысокому и очень плотному черноволосому человеку, похожему на азербайджанца, одетому во все черное: полотняная рубашка, полотняные летние брюки, очень элегантно!

– Извините, можно мне увидеть Алика Фрунзевича?

– Это я, – кивнул тот. – А что вам угодно? Интересуетесь мемуарными манускриптами? У нас есть кое-что, что обязательно привлечет ваше внимание…

Женя тупо уставилась на него. Мемуарные манускрипты, Боже ты мой! С чего этот человек взял, что они ей интересны?! За какую-нибудь букинистку принял ее, что ли, за знатока старинных книг? Мимо…

– Да нет, – промямлила Женя, – меня интересуют золотые царские червонцы.

Черные, очень густые и прямые, сросшиеся на переносице брови Алика Фрунзевича вдруг изогнулись забавными домиками:

– А почему вы решили, что они у меня есть?

– Понимаете, – бормотала Женя, чувствуя себя совершенно по-дурацки под его насмешливо-проницательным взглядом, – мне позвонил один знакомый и сказал, будто у него есть немалое количество золотых червонцев, но он намерен их отнести в ваш салон. Он знает, что мой отец ими интересуется… Я попросила его продать мне хотя бы один, но он отказался: дескать, в салоне ему дадут больше, чем я, поэтому он их сегодня сдаст, а… а я могу уже там, то есть тут, купить. Вот я и хочу узнать, приносил он сегодня их или нет.

– Та-ак, – протянул Алик Фрунзевич, – а этого человека, случайно, не Михаилом Назаровым зовут?

– Ну да, – вскинулась Женя. – Значит, он все-таки приходил?!

– Извините, конечно, а вы не бывшая его жена? – вдруг сказал Алик Фрунзевич. – Вас Евгенией, если не ошибаюсь, зовут? Я вас помню, видел как-то с Мишкой рядом, когда вы только из Москвы в Нижний переехали. Вы мало изменились – в отличие от Михаила! Он постарел и… поглупел, извините за такие слова! Да, он был у меня сегодня. Вы эту историю, ну, про то, что купить что-то хотите, выдумали, да?

Женя покорно кивнула.

– А вы об этих червонцах только от него слышали или видели их сами?

– Видела, – шепнула Женя.

– Тогда, может быть, объясните мне, что такое с Михаилом произошло? Он спятил, что ли, если эти козьи говяшки, которыми его весьма презентабельный портфель доверху набит, решил за золото выдавать, да еще с такой пеной у рта на этом настаивать? Или это юмор теперь такой?!