Одновременно США помогали строить «демократию» в самой России. В этих целях «17(30) июня 1918 г. я, — писал Колчак, — имел совершенно секретный и важный разговор с послом США Рутом и адмиралом Гленноном… я оказался в положении, близком к кондотьеру»{271}, — то есть наемному военачальнику… Американский Красный Крест с разрешения президента В. Вильсона выделил Колчаку военного имущества на 8 млн. долларов. Командующий американскими войсками в Сибири генерал Гревс признавал, что «американский Красный Крест в Сибири действовал как агент по снабжению Колчака».

Правда, в Сибири Колчака никто не ждал, поэтому союзникам для высадки «спасителя отечества» в России пришлось заранее «расчистить почву», эту задачу должен был взять на себя чехословацкий корпус. Роль союзников в колчаковской эпопее однозначно определял глава интервенционистских сил Антанты в Сибири французский генерал М. Жанен: «Без чехословаков и без меня они (колчаковцы) вообще не существовали бы»{272}. США выступили основным спонсором чехословацкого корпуса, на поддержку которого Франция дает 11 млн. франков, Англия — 80 тыс. фунтов, США — 12 млн. долларов. Доллар стоил тогда примерно пятую часть фунта и пять франков. Другими словами, констатирует Кремлев, почти все деньги чехословацкий корпус должен был получить из Вашингтона{273}.

Мятеж чехословацкого корпуса имел переломное значение для всей российской истории. По мнению бывшего члена ЦК меньшевистской партии, министра труда КОМУЧа И. Майского: «Вмешательство чехов в российскую революцию…. оказались… поистине роковыми. Не вмешайся чехословаки в нашу борьбу, не возник бы Комитет членов Учредительного собрания и на плечах последнего не пришел бы к власти адмирал Колчак. Ибо силы самой русской контрреволюции были совершенно ничтожны. А не укрепись Колчак, не могли бы так широко развернуть свои операции ни Деникин, ни Юденич, ни Миллер. Гражданская война никогда не приняла бы таких ожесточенных форм и таких грандиозных размеров, какими они ознаменовались: возможно даже, что не было бы и гражданской войны в подлинном смысле этого слова…»{274}.

К аналогичному мнению приходил и ближайший соратник Колчака, премьер его правительства Г. Гинс: началом гражданская война в Россия «обязана чешскому выступлению в конце мая 1918 г.»{275}. К подобным выводам приходил и популярный автор «Красного террора» С. Мельгунов: «выступление чехов имело огромное значение… для всех последующих событий в России»{276}. И командующий силами Юга России А. Деникин: «главный толчок к ней (гражданской войне) дало выступление чехословаков…»{277}.

Данный факт признавали и сами делегаты съезда чехословацкого корпуса[29]; в своем заявлении они протестовали против того, чтобы чехословацкое войско «употреблялось для полицейской службы, подавления забастовок, чтобы от имени республики принуждалось сжигать деревни, убивать мирных жителей…»{278}. Делегат съезда А. Кучера особо подчеркивал: «За кровь, которая в настоящее время льется на необозримом братоубийственном поле битвы в России, чехословаки несут наибольшую ответственность, за эту кровь должно отвечать чехословацкое войско…»{279}. Другой легионер Ф. Галас заявлял, что: «сибирская экспедиция останется самым грязным пятном в истории чешского народа»[30].{280}

Американцы, наряду с союзниками, выступили не только в роли спонсоров и вдохновителей гражданской войны в России, но и сами принимали в ней непосредственное участие. Именно американский президент, по мнению английского писателя П. Флеминга, нес ответственность за начало интервенции в Сибири: «Америка первой решилась послать свои войска в Сибирь, все остальные союзники тут же последовали ее примеру»{281}. О последствиях интервенции вспоминал генерал Гревс, возглавлявший в то время американские войска в Сибири: «Жестокости, совершенные над населением, были бы невозможны, если бы в Сибири не было союзнических войск»{282}. Под прикрытием союзнических войск отмечал В. Гревс: «В Восточной Сибири, совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами»{283}.

Кроме Сибири союзные войска с американским контингентом были высажены на Севере России. Участник тех событий американский генерал У. Ричардсон вспоминал: «Мир никогда не был заключен с Россией, и никогда не могло быть мира в сердцах русского населения на Ваге и Двине, которое видело свое жалкое имущество конфискованным в связи с «дружественной интервенцией», свои домики в пламени и себя самого изгнанным из жилищ, чтобы искать приюта в бесконечных снежных просторах. Дружественная интервенция? Слишком очевидна была ее цель там, на месте, в Архангельске, в то время как государственные люди, заседавшие в Париже, тщетно пытались найти достойные объяснения этой постыдной войне. По их словам, военная необходимость требовала того, чтобы далекие мирные хижины на Двине были разрушены. А солдаты, не будучи от природы столь жестокими людьми, должны были следовать этому призыву — разрушать…»{284} «.Когда последний американский батальон уходил из Архангельска, — констатировал американский генерал, — ни один солдат не имел даже смутного представления о том, за что он сражался, почему он уходит теперь… Война Америки с Россией даже не была войной. Это была преступная затея, так как она не получила санкции американского народа»{285}.

Разгром интервентов и белых на Севере и Юге России, в Сибири и Дальнем Востоке, не охладил пыл «защитников Свободы». На этот раз за дело должна была взяться Польша. Для этого союзники поставили Польше тысячи орудий и пулеметов, сотни тысяч винтовок, сотни самолетов и бронемашин, миллионы патронов и комплектов обмундирования…»{286}. «В феврале 1920 г. в Польшу прибыло 1100 вагонов американских военных материалов… после польского нападения на Советскую Украину… госдепартамент одобрил размещение в США польского займа в 50 млн. долларов, хотя к тому времени Польша уже задолжала Америке 72 млн. долларов за материалы, купленные у военного министерства»{287}.