Гавенмор и его оруженосец, к которому, как услышала Холли, он обращался «Кэри», остановили своих коней, и гнедая уткнулась мордой в их крупы. Девушка сквозь обволакивающий ее туман сонливости услышала, как Кэри пробормотал:

— Именем крови господней, Остин, вы что, собираетесь ехать всю ночь?

Ответ ее супруга, по счастью, был настолько тихим, что она его не разобрала.

— …лучше поскорее задрать ей юбку и покончить с этим.

Холли смутно сознавала, что ответ оруженосца должен вселить в нее тревогу, но была слишком уставшей, чтобы подумать, почему именно.

— …все женщины… в темноте одинаковы…

— А вот здесь, дружище, ты ошибаешься. По крайней мере, одну женщину я никогда не спутаю ни с какой другой. Даже через тысячу лет. Даже если ослепну.

Холли вздохнула, чувствуя, как неутоленная жажда в голосе ее супруга растравила ей душу. Отец воспитал ее так, чтобы она была лишь изысканным трофеем, а не той женщиной, которая способна пробудить страсть в таком мужчине, как Гавенмор. Даже находясь в полузабытьи от усталости, девушка ощутила неведомый доселе укол зависти к этой женщине, у которой хватило смелости предъявить права на непостоянное сердце ее мужа.

Остин взглянул на свою заснувшую в седле жену, залитую лунным светом, и его уста тронула печальная улыбка. Хотя лошадь уже добрых полчаса стояла под деревом, девушка все еще сидела, свесившись на луку, и венок из увядших колокольчиков сполз ей на нос.

Остин ощутил волну восхищения, смешанного с чувством вины. Она предупредила его, что никогда прежде не ездила верхом, однако упрямая решимость позволила ей продержаться в седле в течение всего перехода, который он в качестве епитимьи наложил на всех, включая и себя. Однако не беззащитная хрупкость жены заставила Остина объявить привал: он испугался, что престарелая служанка, свалившись с лошади, переломает себе все кости.

Рыцарь протянул руку, чтобы разжать онемевшие пальцы своей супруги, продолжающие сжимать поводья. Возможно, вовсе не решимостью обусловлена ее железная хватка, печально подумал он, а страхом. Возможно, девушка так же боится провести ночь с ним, как и он сам боится разделить с нею ложе. Увы, тут уж ничего не поделаешь. Пока Остин занимался лошадьми, Кэри установил среди сосен шатер и, удалившись на приличное расстояние, устроился вместе со слугами.

Снимая обмякшее тело своей жены с лошади, Остин с Удивлением обнаружил, что в какой-то момент изнурительного путешествия она решила усесться в седло по-мужски, показав себя таким образом не только решительной, но и рассудительной. Возможно, у его дурнушки-женушки гораздо больше достоинств, чем он предполагал. Видит бог, его суеверным землякам пригодится изрядная порция здравого смысла.

Остин подхватил девушку на руки, снова поражаясь ее невесомой легкости. Необъятные бедра и широкий зад не предвещали ничего подобного. Рыцарь направился к шатру, и она доверчиво уткнулась ему лицом в шею. Остин нахмурился, почувствовав, что снова охвачен неудержимым желанием защищать, оберегать и охранять то, что отныне принадлежит ему.

Когда из тени кустарника появился облаченный в плащ с капюшоном священник и встал у него на пути, объятия рыцаря из покровительственных стали собственническими.

— Добрый вечер, сэр. — Благочестивость сложенных в молитве рук опровергалась проницательным блеском глаз священника. — Я пришел, чтобы вместе со своей госпожой прочесть молитву. Этот ежевечерний ритуал наполняет ее душу успокоением.

Никогда не робевший перед служителями церкви, Остин кивком указал на уютно свернувшуюся у него на руках девушку.

— Как вы можете убедиться, вашей госпоже уже и так спокойно.

Он шагнул вперед, вынудив священника освободить ему путь. Дойдя до шатра, рыцарь обернулся и тихо произнес:

— Не беспокойтесь о том, как она проведет эту ночь, брат. Отныне я ее супруг. Я буду следить за тем, чтобы она обретала спокойствие и уют в ночную пору.

Нырнув в шатер, Остин обнаружил, что его там ждет новый неприятный сюрприз. Черт побери Кэри и его поэтическую натуру! Плодотворно использовав предоставленное ему время, оруженосец превратил шатер в роскошный приют любви, каким не погнушался бы и султан, настроенный позабавиться целым гаремом.

Одинокий факел едва рассеивал окружающий мрак, чуть-чуть не достигая до сооруженной из подручных средств постели. У Остина шевельнулось недоброе предчувствие, что Кэри сделал это не ради создания налета таинственности, а скорее для того, чтобы избавить своего господина от необходимости созерцать обнаженную невесту.

Опустившись на колени, чтобы уложить девушку на алое покрывало, постеленное на толстый слой сосновых веток, рыцарь едва не застонал, обнаружив, что его друг позаботился даже о том, чтобы рассыпать по прохладной венецианской парче цветки лесных фиалок. От их аромата у Остина закружилась голова. Его сердце не знало покоя с тех пор, как помимо воли своего обладателя стало принадлежать красавице из замкового парка.

Если бы та женщина лежала сейчас у него на руках, шатер действительно до самого рассвета превратился бы в волнующую обитель наслаждения. Остин бы уже несколько часов назад объявил привал и соединился бы со своей невестой в первый раз, еще когда лучи заходящего солнца расцвечивали золотом и багрянцем стенки шатра. Он собрал бы губами нежные лепестки фиалок с кожи красавицы, целуя и лаская каждый дюйм ее пленительного тела.

Он бы закрыл своим ртом ее рот, приглушив ее радостные крики языком. Он проник бы в самые глубины ее девственного тела, сорвав с прекрасных уст признание, которое больше ни одному мужчине не…

Остин едва сдержал грубое ругательство. Требуется ли ему более действенное напоминание о том, что поработившее его чувство неизбежно приведет лишь к гибели? Даже в мечтаниях он не в силах освободиться от ревности, гложущей его душу. Словно ощутив, как внезапно напряглись его руки, девушка зашевелилась в его объятиях, и гримаса недовольства исказила ее лицо.

Не обращая внимания на требовательный призыв его мужского естества, Остин уложил невесту на шелковую постель. Губы сонной девушки приоткрылись, она свернулась клубочком и удовлетворенно вздохнула. Озадаченный Остин, нагнувшись к ней, принюхался. Возможно ли такое, чтобы изо рта с такими отвратительными темными зубами исходило столь приятное дыхание? Остин провел языком по ровному ряду своих зубов, гадая, обидится ли его жена, если он подарит ей специально вырезанную для чистки зубов палочку.

С глазами, обрамленными скудными ресницами, с покрытыми красными пятнами щеками, с кулачками, стиснутыми в готовности отразить неожиданное нападение, девушка казалась совершенно беззащитной. В груди у Остина шевельнулась жалость, когда он рассматривал обгрызенные ногти, болезненного вида кожу, нелепую прическу из коротких темных волос. Рыцарь протянул было к ним руку, но тотчас же отдернул, удивленный тем, что та дрожит.

— Это же твоя жена, дурень, — пробормотал он. — Ты имеешь полное право прикоснуться к ней.