– Скафандр-амортизатор подземно-баллистического вагона-снаряда пассажирами укомплектован полностью! – сказал Сопровождающий в микрофон. – Двери загерметизированы, ждём отправки. Заряжайте!

Наш скафандр начал слегка покачиваться. Это означало, что его вставляют в полый металлический снаряд. Потом покачивание усилилось – это заливали амортизационной жидкостью пространство между наружными стенками скафандра и внутренними стенками металлического снаряда. Скафандр как бы плавал внутри снаряда.

– Всё готово! – послышался голос из репродуктора.

– Стреляйте нами! – скомандовал в микрофон Сопровождающий.

Я, как обычно, почувствовал лёгкий толчок, затем у меня захватило дыхание от нарастающей скорости. Чувство было такое, будто я нахожусь в сверхскоростном лифте, который движется не вертикально, а по горизонтали. Затем в тело вошла приятная лёгкость, а вскоре я уже плавал в воздухе, держась за поручень, как и остальные пассажиры. Баллистический подземный вагон-снаряд летел по идеально гладкой трубе-тоннелю. Вскоре скорость замедлилась, состояние невесомости прекратилось. Затем вагон-снаряд остановился, двери открылись, и я поднялся лифтом на улицу Москвы и направился в библиотеку. Там я просидел до вечера, делая нужные мне выписки. Я сидел в тихом зале и работал, а в памяти моей нет-нет да и всплывал недавний разговор с Ниной. Но я отгонял грустные мысли и с новым упорством принимался за работу, зная, что труд мой нужен Человечеству.

Когда я вышел из библиотеки, уже стемнело, и от самосветящихся мостовых исходил ровный, спокойный свет. Пора думать о ночлеге. К счастью, в моё время это уже не было трудной проблемой для всех, приезжающих в знакомые и незнакомые места. Гостиницы ещё существовали, но пользовались ими главным образом в курортных городах, в остальных же крупных и мелких населённых пунктах они уже были непопулярны. Любой Человек мог войти в любой дом, и всюду ему были рады и встречали как друга. Спрашивать гостя, откуда он, кто он и зачем приехал в этот город, считалось невежливым. Гость, если хотел, рассказывал о себе, а если не хотел – не рассказывал.

Мне понравился один небольшой дом на берегу Москвы-реки, и я вошёл в его подъезд и поднялся лифтом на двадцатый этаж – я люблю верхние этажи, в них светлее. На лестничную площадку выходили двери четырёх квартир, и я на минуту задумался – в какую именно войти. Я любил эти мгновения, когда не знаешь, какие именно Люди тебя встретят, кто они по специальности, но знаешь: кто бы тебя ни встретил – ты будешь желанным гостем. В старину такая ситуация называлась беспроигрышной лотереей. Впрочем, одна из четырёх дверей отпадала: на ней висел знак одиночества. Я открыл дверь противоположной квартиры и прошёл по коридору в комнату, откуда слышались голоса. Войдя в эту комнату, я увидел, что группа Людей сидит перед объёмным телевизором.

– Здравствуйте! – сказал я. – Хочу быть вашим гостем.

– Мы вам рады! – откликнулось несколько голосов. От сидящих отделилась молодая женщина и подошла ко мне.

– Я сегодня за хозяйку, – сказала она. – Идёмте, я вам покажу свободную комнату и квартиру вообще. И потом вы, наверное, проголодались?

– А завтра мы вас поводим по Москве, – сказал кто-то из сидящих.

– Нет, по Москве меня водить не надо. Я её хорошо знаю, я ведь ленинградец, – ответил я и затем поведал о себе. Присутствующие тоже сообщили мне свои имена и профессии.

В моё время люди уже не торчали часами перед телевизорами, смотря всё подряд, как это делали многие Люди Двадцатого века, судя по старинным книгам и журналам. Поэтому меня удивило, что вся квартира смотрит какой-то довольно посредственный фильм, – увы, их хватает и в наше время. Я спросил у присутствующих, чем объясняется их странный интерес к этому фильму.

– Как, разве вы не знаете? – удивились все. – Ведь вам-то в первую очередь надо знать новость – вы же только что из Ленинграда. Мы ждём чрезвычайного сообщения.

– Это касается научной группы, в которой работает Андрей Светочев. Сделано какое-то важное открытие, – пояснили мне.

На экране телевизора тем временем ничего особенного не происходило. Шёл обычный фильм, который можно смотреть, но можно и не смотреть. Какой-то молодой человек и девушка то ссорились, то мирились, то собирались вместе лететь на Марс, то раздумывали.

– А что случилось у ваших соседей? – спросил я присутствующих. – Почему у них на двери висит знак одиночества?

– У них большое несчастье. В их квартире жил молодой инженер-строитель. Месяц назад он полетел в командировку на Венеру и там погиб. Обрушилось какое-то сооружение. Вы же знаете, наши земные материалы плохо переносят инопланетные условия.

Внезапно фильм прервался, и на экране телевизора возник Старший Диктор, окружённый переводящими машинами. Диктор был взволнован.

– Внимание! Внимание! – сказал он. – Слушайте чрезвычайное сообщение. Работают все земные и внеземные передающие системы.

Всемирный Учёный Совет обсудил теоретические выкладки, представленные научной группой Андрея Светочева, а также проверил правильность формулы Светочева. Возможность создания принципиально нового единого универсального материала признана правильной и технически осуществимой.

Предоставляю слово Андрею Светочеву.

На экране появился Андрей. Вид у него был скорее встревоженный, чем радостный. Глухим, невыразительным голосом начал излагать он сущность своего открытия. Он часто запинался, не находил нужных слов, некоторые повторял без всякой надобности – вообще, культура речи у него хромала. Я вспомнил, что в школе отметки по устному разделу русского языка были всегда ниже моих. Но сейчас он говорил совсем плохо – на тройку, если даже не на двойку. Только когда он подходил к стоящей поодаль световой доске и начинал чертить какие-то формулы и таблицы, голос его звучал увереннее, выразительнее. (Сейчас эту речь Андрея знает наизусть каждый школьник, но знает её в подчищенном виде, без всяких пауз, запинок и повторений. На меня же тогда, признаться, она не произвела сильного впечатления.) Андрей употреблял слишком много научных и технических терминов, понять которые я не мог. Сущность же его открытия, как вы все знаете, сводилась к тому, что он теоретически доказал возможность создания единого универсального материала из единого исходного сырья – воды.

Но вот Андрей умолк, экран погас, и в комнате на миг воцарилось молчание. Затем все мои новые знакомые, не сговариваясь, встали в знак высшего уважения. Пришлось встать и мне, хоть в глубине души я счёл излишним такое преувеличенное выражение чувств.

– Начинается новая техническая эра, – тихо сказал кто-то.

Мы вышли на балкон. С высоты двадцатого этажа видны были уходящие за горизонт огни Москвы. Справа от нас виднелись башни Кремля, озарённые особыми прожекторами солнечного свечения. Казалось – над Кремлём вечное солнце, вечный полдень.

Когда я проснулся на следующий день в отведённой мне комнате, то сразу почувствовал, что уже девять часов одиннадцать минут. Квартира была пуста, все её жители ушли на работу. Я умылся, съел приготовленный мне завтрак и посмотрел утреннюю газету, которая почти целиком была посвящена Андрею и его открытию. Затем я вышел на балкон.