— Да ведь ночь, почитай, на дворе! — В голосе прислужницы звенело неподдельное возмущение. — О смерти вы, что ли, мечтаете, коли собираетесь бродить в темноте по нашим дорогам?! Бандиты, разбойники за каждым кустом. А демон? Иль я зря вашей милости про демона рассказывала?!

— Нет, прелесть моя. Не зря…

Когда Кадзэ добрел наконец до деревни Судзака, на дворе уж давным-давно стояла непроглядная ночь. Впереди маячил дом угольщика Дзиро, и самурай преотлично видел красные отсветы огня, проглядывавшие сквозь щели деревянных дверей.

Сильному воину распахнуть бы скользящие эти двери одним ударом — вместе с жалким засовом! Но Кадзэ счел за лучшее вежливо постучать в одну из створок.

— Эй, Дзиро! Спишь, старик? Гость твой самурай воротился! Отпирай, пусти переночевать!

Тотчас он услышал — зашлепали по полу босые крестьянские ноги. А там уж и руки хозяйские вынули, почти без колебаний, дубинку, служившую дому угольщика задвижкой.

Приоткрылись деревянные створки — впрочем, не сказать, чтоб намного.

— Дзиро? Эй, Дзиро!

Кадзэ позвал еще несколько раз, но ответа так и не дождался. Подождал малость, но — нет, больше в доме никто и не шелохнулся. Кадзэ напрягся. Бесшумно выхватил меч из ножен, принял боевую позицию… Ничего. Он перехватил катану одной рукой. Другой рывком распахнул дверные створки.

А в доме у Дзиро все шло, как заведено. Пылал весело в очаге уголь, кипела, пускала пузыри в горшке аппетитная каша, благоухали соленья в горшках… Только вот самого хозяина не было. И никого другого, насколь мог узреть изощренный глаз Кадзэ, не наблюдалось тоже.

Тьма. Тишина.

Осторожно, следя за каждой тенью, Кадзэ вошел в дом.

— Дзиро! Эй, старик!

На голову его упала сверху прочная сеть. Захлестнула и меч, и державшую оружие руку. Кадзэ собрался с силами. Протиснул меч сквозь ячейки сети и стал прорывать их — одну за другой. Тогда на голову его и обрушился первый удар. Крепко били — верно, тисовая дубинка была. Тяжелый удар повалил Кадзэ на одно колено. Он попытался встать, неизвестный ударил еще, а потом — еще. Самурай выворачивался, как мог, но сеть сковывала по рукам и ногам, не позволяя избежать града безжалостных ударов. Пока они приходились в основном по затылку и плечам, терпеть еще было можно. Но тут нападавший попал Кадзэ в висок, да так, что искры из глаз посыпались. И в себя еще самурай прийти не успел, а невидимый враг поспешил добавить. И тогда на Кадзэ наконец снизошла бархатная чернота милосердного беспамятства…

Следы моих ног

Лижет, стирает прибой.

Прошлое — след на песке…

Кадзэ очнулся от шума. Совсем рядом кто-то мучительно стонал от боли. Не враз удалось ему понять, что эти тихие стоны слетали с его собственных губ. Вот позор, только этого и не хватало! Он немедленно взял себя в руки. Замолчал. Глубоко вдохнул и попытался навести порядок в мыслях.

Он сидел, скорчившись, в деревянной клетке, пожалуй, слишком тесной, чтоб человек его телосложения смог устроиться в ней поудобнее. Ну, тут все ясно. Кадзэ ощупал избитое лицо, морщась, когда случалось наткнуться на особенно основательные ссадины. Ничего, жить будем. Избили его, конечно, здорово — не только лицо, но и шея, плечо, рука — сплошь в синяках и царапинах, но ничего не сломано, и то ладно.

Он огляделся. Клетка стояла посреди маленького зала суда. Рядом — другая, точно такая же. В ней Кадзэ без особого удивления обнаружил угольщика Дзиро, сжавшегося в комок и уткнувшего лицо в колени.

— Здравствуй, приятель! — бросил Кадзэ негромко, надеясь привлечь внимание старика.

Дзиро медленно поднял голову. На морщинистом лице — выражение глубокой тоски и мрачной покорности судьбе. Кадзэ бы пожалеть беднягу, а он вместо этого отчего-то разозлился. Дзиро явно сдался на милость обстоятельств и бороться за свою жизнь не собирался.

— Как и почему мы здесь оказались? — спросил Кадзэ, демонстративно не понижая голоса.

Дзиро не ответил. Только головой с отчаянием покачал и снова уткнулся лицом в колени.

Кадзэ фыркнул с насмешливым отвращением и принялся осматривать свое узилище. Старая была клетка, но работы отменной, прочная — на века. Подняв ногу, Кадзэ со всей силы саданул пяткой в дверь клетки. Ничего не произошло. Он еще раз оглядел клетку — ну должно же в ней быть хоть какое-то слабое место! Однако пришлось мрачно признать: сколь ни пытайся вырваться, толку особого не будет. Подождать придется, но ведь выпустят же его, самурая благороднорожденного, рано или поздно из клетки этой. Тогда и подумаем, как дальше быть… А когда выпустят? Может, завтра? Может, через неделю? Покуда ему следует сделать лишь одно — обжиться в четырех решетчатых стенах. Расслабиться. Начать понемногу восстанавливать силы…

Кадзэ смежил воспаленные веки. Поневоле задумался — что бы сказал о ситуации, в которой он оказался, его мудрый сэнсей, суровый и справедливый учитель.

— Дурак! Кретин невозможный! На девчонку деревенскую загляделся! Видел, что в доме — ловушка, и все равно туда сунулся! Как мальчишка, в сеть головой полез! Смотреть противно.

— Вы правы, сэнсей. Но откуда я мог знать про эту сеть?

Ох, как бы на него сейчас сэнсей посмотрел! Убил бы презрительно-спокойным взглядом! Под взглядом таким Кадзэ во дни своего ученичества только и смог бы, что пасть на колени да склониться в глубочайшем земном поклоне.

— Из каждой новой ситуации следует извлечь урок, — сказал бы сэнсей. — Какой урок ты извлек из данной ситуации?

— Всегда ожидай того, чего не следует ждать…

— Само собой. Какое же ты проявил легкомыслие!

Сэнсей умел произносить слово «легкомыслие» так, что оно резало уши сильнее, чем самые отборные ругательства, какие Кадзэ доводилось слышать от развеселых ронинов — наемников, режущихся спьяну в кости в придорожном кабаке. Чем ответить на подобное? Кадзэ и помыслить не смел. Одно оставалось — ждать в покорном молчании и всем сердцем молить о прощении. А прощал беспутного ученика сэнсей всегда. Рано или поздно, но прощал.

— Ответь, мальчик, почему мне должно тратить немногие оставшиеся годы на такого идиота?

Так начинал обычно разнос сэнсей. А потом он просто усаживал Кадзэ рядом и спокойно разъяснял ему, как не совершать столь вопиющих стратегических и тактических ошибок в будущем. Ошибка тактическая: Кадзэ поленился как следует осмотреть дом угольщика, где его вполне могла поджидать засада. Ошибка стратегическая: в селении вообще не надо было задерживаться. Нужны ли странствующему воину лишние проблемы? Есть у него некая цель — ей и надо следовать! А для этого необходимо — что? Сконцентрироваться на чувстве долга и делать лишь то, что долг повелевает! Ибо никакой долг не в силах потребовать от самурая ввязываться в чужие трудности и помогать каким-то нелепым крестьянам…