– Больно.

– Ну, потерпи еще. Сейчас подсохнет, станет легче. Потерпи.

Грета стала легонько дуть на руку. По-мальчишески тонкая, но по-мужски сильная, чуть смугловатая рука, словно сохранившая тень прошлогоднего загара. Грета наклонилась так низко, что ощутила запах его кожи. И тут в ее сознании, помимо воли, возникло томительное эротическое видение – эти руки обнимали ее, ласкали, требовали, подчиняли ее себе. Ее накрыло мощной волной чувственного желания. Дышать стало нечем. Ей казалось, что вместо крови по всем ее сосудам потек крутой кипяток. «Что ты делаешь? Ты хочешь его отпугнуть?» Эта мысль мгновенно разрушила наваждение, словно в мозгу Греты сработал аварийный блок. Она молниеносно взяла себя в руки. Подув еще раз на рану, Грета подняла голову.

– Ну, вот так. Легче тебе? Что ты молчишь? Тебе легче?

– Да… вроде бы.

– Хорошо. Сейчас я наложу тебе повязку. Не волнуйся, это замечательное средство. Перуанский бальзам. Должно помочь. И снимет боль.

Она аккуратно забинтовала руку.

– Не туго? Нормально? В принципе, ничего страшного. Но если сильно опухнет, то придется идти в травмопункт. Ну, что молчишь?

Никита смотрел на нее, словно не слыша. По его расширенным зрачкам и некоей ошарашенности можно было предположить, что он уловил ее состояние в тот миг и тоже кое-что испытал. Но Грета как будто не замечала этого. Она уже полностью овладела собой. «Жаль, что нельзя», – предательски мелькнуло у нее в голове, – «но все правильно».

– Так. А что все-таки с ногой?

– Ушиб.

– Ты уверен, что нет трещины?

– Н-нет. В смысле – да.

– Вот так не больно? – Грета несильно нажала на ногу пониже колена.

Никита помотал головой.

– А чашка коленная в порядке?

– Нормально.

– Ты ведь хромал.

– Нет, сейчас уже легче.

– Знаешь, Никита, ты пока больше к велосипеду не подходи.

– Хорошо…не буду…

– Ты голодный?

– Н-нет, я совсем не голодный…

– Ты хочешь домой?

– Н-нет.

– Да не хорохорься. Я же вижу. Иди и полежи сегодня. Сам дойдешь? Может проводить тебя?

– Нет, нет, я дойду.

– Ну, смотри. Позвони мне, когда придешь. А то я буду волноваться.

Закрыв за Никитой дверь, Грета направилась к себе и в гостиной наткнулась на Симону.

– Ты дома? – изумилась она.

– Я дома, – сухо ответила Симона.

– Давно?

– Достаточно давно.

«Надо же, а я не слышала, как она пришла».

– У тебя что-нибудь случилось?

– У меня? Нет. Но мне надо с тобой серьезно поговорить.

«Та-ак. Начинается».

– Да? Ну, давай.

Грета села за стол в гостиной. Симона тоже. Потом встала, походила по комнате. Подошла к окну, снова села.

«Интересно, о чем она хочет поговорить? Выглядит она довольно раздраженной».

– Может, не сейчас? Позже? – осторожно спросила Грета.

– Нет, не позже. Сейчас.

– Это так важно?

– Да.

– Хорошо.

Симона не ожидала, что именно сегодня настанет момент для разговора с Гретой. Но после того, что она сегодня увидела, стало ясно, что больше откладывать нельзя. Они даже не заметили, что она вошла! Подумать только!

Симона пыталась приспособить одну из заготовок разговора к возникшей ситуации.

– Симона, я тебя внимательно слушаю, – напомнила о себе Грета. Симона опять потеряла нужную фразу, и разговор потек по стихийному руслу.

– Грета, ты что творишь, а? Ты вообще соображаешь, что ты делаешь?

– Ты о чем, Симона? Я что-то не понимаю…

– Не понимаешь? Ты все прекрасно понимаешь!

Грета обеспокоенно смотрела на сестру.

– Симона, я правда не…

– Хватит притворяться! Я все видела! Ты смешна, понимаешь? Тебе нравиться выглядеть посмешищем?

«Что она видела?»

– Что ты видела, Симона? Почему я смешна?

– Ты еще спрашиваешь? Я видела, как ты целовала руки этому мальчишке! Ты готова была…не знаю! Это вопиюще! Ни в какие ворота! Ты совершенно голову потеряла с этим Никитой! И меня ты не обманешь! Я давно заметила…У тебя с ним … что? Он … ты… Это же вообще….

* * *

Грета сидела у стола, подпирая правую щеку ладонью. Речь Симоны вызвала у Греты сначала вспышку яростного стыда, который знаком, наверно, каждому, кого застигали врасплох. Но сейчас у нее не было настроения вести долгий изнурительный спор, отвечать, объяснять, доказывать. То, что Симона оказалась дома раньше времени, не удивило Грету, но раздосадовало. После ухода Никиты Грета мечтала поваляться на диване, прийти в себя после задушенного на корню эмоционального всплеска. Ей нужно было обдумать, действительно ли он что-то почувствовал, не изменилось ли в худшую сторону его отношение к ней, – вдруг он испугался страстной вспышки своей наставницы? Или не испугался? Или вообще ничего не заметил?

Слова Симоны мельтешили в ее сознании как хлопья ваты, имитирующие метель. «Пусть говорит. Пусть все выскажет. Я не буду реагировать. Она весь свой запал растратит и выдохнется. И вот тогда я ей отвечу. Но спокойно. Она не заставит меня нервничать. У меня и так давление повышено. Я должна себя беречь. Для молодого любовника, да, Симона?»

– Так, Симона, ты закончила свою речь? Успокойся, пожалуйста, и послушай теперь меня. И постарайся не перебивать. Ведь я терпеливо выслушала… весь твой бред.

Грета перевела дыхание и продолжила.

– Во-первых, Симона, если ты забыла, я хочу тебе напомнить, что воспитанный человек стучит в дверь, прежде, чем заходить к кому-то в комнату. Мало ли с кем я могу там быть. Может, действительно с любовником. Прошу это усвоить на будущее!

Теперь второе. Никита свалился с велосипеда и очень сильно ободрал руку. Плечо, локоть, предплечье – всю правую сторону. Я промывала ему рану перекисью и спиртовым раствором. Это очень болезненно, понимаешь? И я дула на рану, чтобы не так больно было. Дула на рану! А не целовала ему руки! Это же надо такое придумать! А потом я наложила ему повязку с перуанским бальзамом и забинтовала. И сказала, чтоб он шел домой. Я хотела даже его проводить, так как он вдобавок ушиб ногу и хромал. Вроде перелома нет, надеюсь, что трещины тоже. Просто сильный ушиб. Он сказал, что сам дойдет. Вот он как раз звонит!

– Ты уже дома? Дошел нормально? Ну, хорошо, Никит. Отдохни. Полежи. Позже созвонимся.

Грета положила телефон на стол и покашляла, прочищая горло.