– Опять тот сон? – спросил Касс.

– Да, – ответил я. – То есть нет. Не сон. Все было иначе. Я был там. Я как Джек. И Эли…

Касс не слушал. Сев, он посмотрел в окно.

Я взглянул на часы – 6:15. Снаружи доносился топот множества ног. Целый гарнизон Масса направлялся по двору к госпиталю. За день до землетрясения почти все в лагере убежали на пляж. Кого-то убили атлантийские звери. Небольшая группа принесла прошлой ночью сундук Вендерса. Это были оставшиеся. Выжившие. Видимо, в целях безопасности они провели ночь на пляже.

Похоже, до них уже дошел слух о новом союзе, судя по тому, что одетые в коричневые рясы монахи разговаривали с потрепанными повстанцами Караи. Это нельзя было назвать братской вечеринкой, но хотя бы никто не пытался никого убить. Пришлось даже несколько раз моргнуть, чтобы удостовериться, что мне все это не снилось.

– О-о-ох… – простонал Марко, нехотя покидая нагретое место на полу. – Может, мы сможем устроить пикник вокруг костра?

Я пихнул его в ребра. Но глаза мои были устремлены на высокую женщину, только что показавшуюся из-за деревьев.

Мама.

Мне до смерти хотелось позвать ее. Наверное, если тебе в шесть лет скажут, что твоя мама умерла, а потом это окажется неправдой, что-то в тебе навсегда застрянет в шестилетнем возрасте. Она немедленно заметила мое лицо в окне. Я успел увидеть короткий кивок, и она отвернулась.

– Раз мы все теперь друзья, – прошептал Касс, – ты расскажешь Алии о своей маме?

– Может быть, – ответил я. Спящие в вестибюле зашевелились, просыпаясь, и начали выбегать наружу. – Но не сейчас. Идем. Присоединимся к ним. Ведем себя приветливо. Не выпячиваемся.

– Не выпячиваемся? – прошипел Касс таким тоном, будто я попросил его станцевать на пне голым.

Меня вынесло из дверей вместе с толпой. На лицах большинства повстанцев читалось облегчение, но в обоих лагерях оставались такие, кто держался настороженно и напряженно. Несколько остались на границе джунглей и явно не собирались двигаться вперед, точно остерегаясь какой-то засады. Но к ним, тепло улыбаясь, уже направилась Алия в сопровождении своих телохранителей.

– Мои дорогие друзья, верноподданные Караи и Масса, проходите, проходите! Вам нечего бояться, но есть что обрести. Пусть вам пока кажется это невероятным, но мы на самом деле…

Она продолжила свою торжественную речь, и оба лагеря собрались вокруг нее, чтобы послушать. Я держался края толпы, и уже через считаные минуты рядом со мной встала мама. Мы оба, не глядя друг на друга, отступили на пару шагов.

– Я что, шагнула сквозь стекло и оказалась в Зазеркалье? – прошептала мама. – Или это происходит на самом деле?

Я говорил тихо и быстро. Я рассказал ей обо всем – о приступе Марко, восстановлении локулуса исцеления, перемирии между Масса и Караи, новом локулусе и наших открытиях, сделанных благодаря судовым журналам Вендерса.

– Мы собираемся найти локули телепортации и путешествия во времени, и начинаем сегодня.

Мама ничего не ответила.

– Ты все поняла? – спросил я уголком рта.

– Да. Я… я просто поражена. Из-за перемирия. После стольких лет…

Она быстро сжала мою руку. Ощущение было приятным. Настолько, что мне захотелось запрыгать на месте.

– Может, нам удастся вернуться домой, – сказал я, – и вновь стать семьей.

Несколько секунд мама молчала, а затем тихо произнесла:

– Да.

– Ты… не кажешься счастливой, – заметил я.

– Я безумно счастлива, Джек, – возразила она. – Просто… Просто я боюсь, что все это начнет рушиться.

– Мы найдем их, мам…

Она шикнула на меня:

– Пообещай мне, Джек, ты больше не будешь так меня называть и сохранишь наш секрет.

– Почему? – не понял я.

– Потому что они не обрадуются, узнав, что все это время в их рядах был предатель, – пояснила она. – И нам нужно бояться не только Масса. Не забывай, из-за чего я к ним пришла.

Я практически ощутил, как мое упавшее сердце ударилось о пальцы моих ног.

Мама представила все так, будто она погибла в ледяной расселине в Антарктиде. В то время она работала в Институте Караи, пыталась найти лекарство от гена 7ЧС. Она сообразила, что исследования можно будет значительно ускорить, если две враждующие группы объединят усилия. Но когда она связалась с Масса и предложила начать переговоры, глава ИК решил, что она сливает им их секреты. И приказал ее убить. Чтобы сохранить себе жизнь, маме пришлось сфабриковать собственную смерть, а когда горизонт стал чист, она устроилась под вымышленным именем в Масса и продолжила исследования.

– Но ты же именно этого хотела – объединить две группы, – сказал я. – Может, Омфалос простит тебя…

– Масса заставила повстанцев голодать, они преследовали их и убивали, – отозвалась мама. – Нет доказательств, что Омфалос одобрит этот союз. Но как бы то ни было, если он поймет, что все эти годы я жила под прикрытием… если Алия узнает, что я врала…

– Что с тобой будет? – вырвалось у меня.

Мама вздохнула. Ей вновь потребовалось время, чтобы ответить, а когда она заговорила, ее голос был едва различим:

– Не знаю. Я не жду снисхождения и понимания.

– Тебе ведь опять придется скрываться? Я не смогу опять тебя потерять, не смогу опять с тобой попрощаться, на этот раз навсегда! Не смогу!

– Да, – кивнула мама. – Я тоже не смогу.

– Обещаю, я найду эти локули, – мой голос дрожал. – Я обещаю, что мы все исцелимся и я вернусь домой. Но я сделаю это, только если ты пообещаешь мне, что с тобой все будет в порядке.

– Если я на что и гожусь, то это заботиться о собственной безопасности, – прошептала мама. – Клянусь, мы вместе справим твой четырнадцатый день рождения, Джек.

Мне почудилось, что она поцеловала меня в затылок, но этого не могло быть на самом деле.

Мамино обещание удивительным образом успокоило меня. И наделило сверхчеловеческой решимостью. Когда я повернулся, ее уже не было рядом – она скрылась в толпе.

Я поймал взгляд брата Димитриоса, его глаза пронзали меня точно лазеры. Что, если он все слышал? Но этого не могло быть. Хотя, если честно, в тот момент мне было все равно. Я повернулся лицом к Алии и сделал вид, будто слушаю ее.

Но я ничего не слышал.

Я и не осознавал, как сильно соскучился по самолету-«невидимке» Шустрику, пока не увидел его на взлетной полосе.

Для металлической коробки он смотрелся потрясающе, от его нагретых на утреннем солнце темно-серых боков поднимались волны горячего воздуха. В отличие от остального лагеря, он выглядел ухоженным, отремонтированным и сверкающим как никогда. Он был в готов к взлету, чтобы доставить нас в Турцию.