Лаптев молчал. Танька выдержала паузу и продолжила:

— Наверное, она влюбилась в тебя, как говорится, с первого взгляда. Но почему-то решила, что стоит ей уступить, и ты тут же помашешь ручкой. И еще ее возмущала твоя уверенность, что она у тебя в кармане, и ты даже не попытался этого скрыть. Потом-то она уже начала сомневаться, правильно ли поступает, но ты же знаешь: чем дальше загоняешь себя в угол, тем труднее оттуда выбраться. И еще она говорила, что, если сумеет… устоять, ей будет не так больно и не так унизительно, когда ты ее оставишь.

Лаптев хотел что-то возразить, но Татьяна подняла руку, призывая его к молчанию.

— А в тот последний вечер Женя все переиграла, решила, что сама себя запутала, все придумала, измучила вас обоих. И она пошла сдаваться, понимаешь? Вот это был ее сознательный выбор! И, наверное, переволновалась, в таком была сильном эмоциональном напряжении, что дурацкий бокал шампанского вот так убийственно на нее подействовал!

— И как же она оценивает все произошедшее постфактум? — глухо спросил Лаптев.

— Говорит, что сама все испортила: оттолкнула тебя, и ты ушел. Опьянела не ко времени, — грустно усмехнулась Татьяна. — Не хочет верить, что все ее первоначальные теории оказались верны. Что она тебя правильно вычислила… Вот так, Володя: у каждого своя правда.

— А ты как считаешь? — мрачно осведомился Лаптев.

— Не знаю, Володя! — честно призналась Татьяна. — Ты мне очень симпатичен, я даже думать не хочу, что ты это все просчитал и исполнил. Но мужская душа — потемки, особенно в этих отношениях…

И тогда Лаптев произнес загадочную фразу, казалось бы не имеющую к происходящему ни малейшего отношения:

— Мы словно на разных языках друг с другом говорим, и только подлец понимает все с полуслова…

В квартире было так тихо, что чудилось, будто Женя живет не в большом шумном городе, а в маленькой глухой деревеньке, затерявшейся среди бескрайних полей и лесов.

Смеркалось. Женя уютно устроилась на диване, включила бра, укутала ноги теплым пледом и взяла томик своей любимой Улицкой. Но читать не хотелось. Ребенок мягко толкнулся, еще раз, еще…

Она встала и, кутаясь в шаль, подошла к окну.

Снег густо сыпал в свете уличных фонарей, покрывая все поверхности толстым белым одеялом. Ни машин, ни людей…

Сейчас приедет Татьяна. Они сядут на кухне, будут пить чай с маминым пирогом и говорить о Танькином счастье и ее, Жениной, будущей жизни. А какая может быть жизнь у матери-одиночки?.. Женя вздохнула и плотнее завернулась в теплую шаль.

Неужели в ее судьбе ничего уже не случится? Ни любимого мужчины, ни семьи. Наверное, каждому выпадает только один настоящий шанс. Вот и ей выпал, а она его упустила. Оттолкнула своими руками. И зачем? Почему? Что за глупая гордыня? Ведь видела же, что любит! И сама любила… Чего боялась? А теперь и не нужен никто другой, да только вот этого, единственного, не найти, не вернуть…

От горьких мыслей Женю отвлекла разлившаяся по квартире трель звонка. Танька! Она пошла в прихожую и распахнула дверь.

На пороге стоял Лаптев с огромной охапкой нежных белых цветов.

Женя ахнула и попятилась, чувствуя, как запылали щеки и бешено забилось сердце.

Лаптев шагнул к ней и вдруг опустился на колени, склонив голову и роняя к ее ногам белые цветы.

И она, неожиданно для себя самой, рванулась к нему, обняла эту повинную голову и прижала к своему уже заметному, толстенькому животу.