Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующие несколько дней мы с Сашкой занимались тем, что оборудовали комнату для Кемаля, купили медицинскую кровать и еще много всего того, что облегчит ему жизнь. Мирай помогала нам все сделать так, чтобы было удобно и комфортно и для Кемаля и для тех, кто будет за ним ухаживать.
— Уверена, что он скоро встанет на ноги, — смеялась Мирай, — Вы так его любите, что он будет быстро поправляться! — Мирай улыбнулась Сашке. Я была рада, что моя подруга не останется одна — Мирай была именно тем человеком, кто сумеет поддержать в трудной ситуации и не даст раскиснуть. К тому же к Сашке собиралась приехать погостить ее мама.
— Видишь, все будет хорошо! — обняла я Сашку, — Ты уже не одна.
— Но с тобой мне спокойнее, — тянула Сашка, — Я понимаю, Даш, что тебе домой нужно… Спасибо тебе, что не оставила меня в трудную минуту, — она шмыгнула, — Ой, я такая плаксивая стала — просто сама себе удивляюсь!
Меня немного беспокоила простуда, к кашлю и небольшой температуре, прибавилась боль в мышцах и последний день в Стамбуле я провела на диване, под теплым пледом. Сашка накупила гостинцев для наших мам, а у меня совсем не было сил, чтобы побегать по лавочкам и купить сувениры для коллег. Сашка волновалась, как я долечу:
— Ты что-то расклеилась у меня, — она поила меня чаем с лимоном и имбирем, — Может задержишься? Поправишься и спокойно полетишь.
— Ничего, — утешала я Сашку, — Я и из Сочи так же улетала, это у меня защитная реакция организма на смену климата.
Я даже не пошла в больницу, чтобы попрощаться с Кемалем, не стоило ему цеплять лишний вирус.
— Внутрибольничная инфекция — это обычное дело. Не стоит рисковать. Обними Кемаля за меня, — попросила я Сашку, — Пусть поправляется. А я к вам обязательно прилечу весной, ладно?
Сашка провожала меня в аэропорт. Мы обнялись, Сашка хлюпала носом.
— Конечно, — Сашка мужественно старалась не расплакаться, — Мы будем тебя ждать и тогда ты сможешь увидеть все… Не так, как в этот раз.
Я помахала Сашке рукой и поспешила в зал регистрации.
Во Внуково я вызвала такси и усевшись на заднее сидение, прикрыла глаза. Похоже, что я опять заболеваю — дико болят все мышцы и особенно кисти рук, наверное грипп, будь он неладен. Что-то мой иммунитет совсем на нуле, нужно действительно пропить курс витаминов что ли. Мысли тянулись, как густой кисель, хотелось спать…
— Девушка, приехали! — водитель помог мне вытащить сумку из машины, — Может вас проводить? — заботливо спросил он, — Вы какая-то бледная…
— Сппасибо, — пробормотала я, — Я сама. — в глазах потемнело и я тихо опустилась в сугроб… Что это? Куда я падаю? Все закружилось и я погрузилась в темноту… Сквозь вату в ушах, я слышала чьи-то крики, кто-то звонил по телефону и требовал скорую.
— Даша, — кажется это мама, она плакала и трясла меня за плечи. Я пыталась что-то сказать, но провалиласьь еще глубже в темноту… Там очень страшно. Я совсем одна.
Нужно выбираться, но сил нет.
Совсем нет сил.
Мама, прости…
Мам, ты где? Мне очень страшно…
Мама?..
Глава 24. Даша
Светло. Яркий свет.
Очень яркий.
Больно глазам.
Губы сухие, такие сухие, что не могу их разлепить… Слегка повернула голову — капельница. Болит голова, перед глазами — черные мушки.
Я в больнице?
Мама сидит рядом с кроватью на стуле, веки опущены — лицо осунулось, под глазами тени…
Я попыталась что-то сказать — не получилось, но мама встрепенулась.
— Дашка, очнулась! — мама бросилась ко мне, — Лежи, не двигайся, сейчас я тебе воды дам.
Мама подносит к моим губам стакан с трубочкой:
— Попей немного. Я сейчас доктора позову, ты не шевелись, пожалуйста. Я быстро!
Смешная! Как будто я могу шевелиться, даже если очень постараюсь. Руки и ноги, будто налиты свинцом.
Что со мной?
— Мам, — с трудом шепчу, — Не уходи.
— Я на секунду! — Мама срывается с места и возвращается вместе с докторшей в тесном халате. Докторша молодая, но глаза у нее усталые.
— Очнулась? — невесело улыбается докторша, я читаю на бейджике, прицепленному к кармашку халата — “Вероника Степановна”, — Вот и славно. — Вероника берет меня за руку и нащупывает пульс, — Сейчас капельницу заменят, а ты, Даша, постарайся немного поесть. Тебе еще понадобятся силы, да… — она вздыхает и выходит из палаты.
— Мам, объясни, что случилось-то? — пытаюсь я поймать мамин взгляд.
— Даш, пневмония. Тяжелая. И с сердцем не важно. — мама поправляет мне подушку, стараясь не смотреть мне в глаза, — Хорошо, что тогда соседка шла мимо, когда тебе плохо стало около такси… И таксист очень хорошим человеком оказался, он тебя в квартиру отнес, скорую вызвали… Повезло, в общем.
— Мам, как так пневмония? У меня и температуры высокой не было, и кашель не сильный?
— Ты же врач, знаешь ведь, что так бывает? — мама погладила меня по голове, — А ты видела, какую я елочку тебе принесла? — она кивает на подоконник, где стоит маленькая елочка, мигая разноцветными огоньками.
— Я что тут до нового года останусь? — мои губы дрожат.
— Дашенька, до нового года два дня осталось, — вздыхает мама, — Придется потерпеть, милая, куда деваться?
— А дома я не могу болеть? — мама вытирает мне слезы.
— Нет, пока домой нельзя. — твердо говорит мама, — Но это ненадолго, обещаю.
— Дааа, — шмыгаю я, — Как ты можешь обещать!
— Сейчас ты выпьешь бульон, — мама открывает термос, — И начнешь выздоравливать. Куриный бульон — это такая штука, что от него сразу силы появляются.
— Мам, мне не пять лет, — ворчу я, — Ты творожок не забыла принести? От него кости крепче будут.
— Не забыла. — смеется мама, — Шутишь, значит дело точно на поправку пойдет! А еще у меня тут мандарины. Смотри какие красивые! Съешь хоть дольку?
— Хорошо. — вздыхаю я, — И еще попить дай, пожалуйста. Очень в горле сохнет.
Мама собралась домой, поохав, что я плохо поела и совсем исхудала.
— Мам, — слабо сопротивлялась я, — Ты тоже не особо пышешь здоровьем, езжай уже отдохни, со мной все хорошо. Позвонишь мне позже… Нормально все со мной, а тебе завтра на работу. Иди, мам, все хорошо, правда!
— Ладно, — поцеловала меня мама, — Ты тоже отдыхай. Я попросила сестричку, чтобы заглядывала к тебе почаще. И, если будет плохо, то не стесняйся, зови. Поняла?
— Конечно. — кивнула я, — Я ж не маленькая.
— Ты хуже, чем маленькая, — усмехнулась мама, — Маленькая ты была послушной, а теперь… — мама вздохнула,