Он пожимает плечами.

– Думаю, это просто природа зверя. Шоу становится довольно популярным. Темп жизни очень высок, нет времени строить настоящие отношения. И из-за этого трудно понять, хочет ли кто-то дружить со мной ради меня самого или из-за моей популярности. И люди, с которыми я работаю, не очень приятные.

Я хочу винить его за то, во что превратилась его и моя жизнь сегодня. Вокруг меня есть хорошие люди, но настоящих друзей у меня тоже нет. Никто даже близко не был так важен для меня, как Джейкоб. Я хочу бросить ему в лицо, что он выбрал жизнь в Корее, а не здесь, думая, что так будет лучше, что он будет счастливее. И вот что из этого вышло. Это нас погубило.

Но я его не виню.

Я ощущаю тяжесть внутри, тяжесть многолетней обиды не дает мне расслабиться. Я очень устала так крепко держаться за нее. Однако я не понимаю, как мне от нее отделаться.

Мы подъезжаем к стоянке рядом с магазином Roberto’s Taco. Прежде чем я глушу двигатель, Джейкоб поворачивается ко мне на своем сиденье.

– Прости, Ханна. Жизнь стала совершенно сумасшедшей, а потом, когда я, наконец, смог отдышаться, ты так и не дала мне возможности объясниться. Я сказал несколько резких, ужасных вещей. Если бы я знал, что это будут последние слова, которые я скажу тебе, я бы никогда… – Он колеблется, качая головой. Делает глубокий вдох. – А потом пропасть между нами стала расти так стремительно…

Я слышу его слова, но не понимаю, как за один разговор мы из самых близких друзей превратились в совершенно чужих людей. И я не верю, что спустя столько лет можно вернуться к тому, с чего мы начали. Что я знаю, так это то, что прямо сейчас я не сумею придумать ответ.

Я киваю. Это все, что я могу сделать.

Мы смотрим друг на друга, но, как всегда, когда я смотрю в глаза Джейкоба, я вижу все, что он не может сказать вслух, и это слишком. Наконец я глушу двигатель, отстегиваю ремень безопасности, открываю дверь и выхожу из машины.

Летний зной пышет мне в лицо, напоминая, где я нахожусь. Сан-Диего. Дом.

В воздухе витает аромат жарящихся лепешек и мяса на гриле, от чего у меня текут слюнки. Сегодня я проведу время с Джейкобом, но не могу позволить себе забыть, что он здесь всего на несколько коротких недель, а потом снова уедет, как и все остальные.

Но, по крайней мере, у меня всегда будут калифорнийские буррито.

Глава 8

Джейкоб

Прошло уже двадцать четыре часа, а я все еще сыт.

Я выбрал победителя из четырех разных буррито, которые мы попробовали. Все они были такими вкусными, что выбор был непростым. Портретный снимок победившего калифорнийского буррито от Cotija’s, идеально разрезанного пополам, сложенного под углом, с паром, поднимающимся от свежеприготовленного картофеля фри, был достойным фуд-инфлюенсера. Ханна приложила все усилия, чтобы организовать сцену так, чтобы она выглядела идеально.

Я загружаю его в свой Instagram с подписью: «Победитель. Лучший калифорнийский буррито в Сан-Диего». Добавляю эмодзи с кубком и отмечаю Taquería Cotija в посте. Сделано. Это было не так уж сложно. Такой небольшой акт неповиновения. Но если у меня будет «нормальное» лето, публикация в Интернете – хорошее начало, верно?

Просматривая свой профиль, я нахожу фотографию самого себя с Мин Гён, сделанную несколько недель назад, но опубликованную в моем аккаунте вчера. «Буду скучать по ней этим летом. Надеюсь, разлука окажется недолгой». Это совсем не похоже на меня. Тому, кто занимается социальными сетями в компании, скорее всего, сорок лет и он ненавидит свою работу.

Я переключаюсь на приложение для фотографий и просматриваю оставшиеся снимки со вчерашнего дня. Пролистываю до того, на котором я подкрадываюсь к Ханне, держа ее буррито двумя руками, и запихиваю ей в рот. Она понятия не имеет, что я его взял. Она кусает буррито с закрытыми глазами, и это чистое волшебство.

Я смеюсь и качаю головой. Юная Ханна могла бы с гордостью демонстрировать, как она умеет запихнуть все это в рот, не уронив ни одного кусочка мяса. Разозлилась бы семнадцатилетняя Ханна, если бы я не заснял ее с лучшего ракурса? Мин Гён однажды чуть не оторвала мне башку, когда я сфотографировал нас для фаната. Она была в ярости от того, что я не поймал свет.

Улыбка сползает с моего лица. Вчера я на полдня напрочь забыл о стрессе. Наверное, это рекорд. Пакет со сценарием и продлением контракта, который лежит в моей закрытой сумке с книгами в углу, манит меня. Ты меня не видишь, но ты знаешь, что я здесь. Обычно мне нравится открывать новый сценарий и изучать материал. Но это первая серия второго сезона. А впереди еще шестнадцать серий. Не знаю, почему я избегаю этого, но сейчас это последнее, чем я хотел бы заняться.

Я снова смотрю на фотографию Ханны. Было бы забавно опубликовать и это, но делать ее мишенью для студии и, что еще хуже, фанатов, не очень хорошая идея.

– Джейкоб, мы с миссис Чо идем в церковь, чтобы помочь организовать раздачу одежды. Хочешь пойти с нами? – кричит снизу моя мама. Эта маленькая женщина обладает поразительным голосом. Меня удивляет, как быстро мама здесь освоилась. Как будто мы вовсе не уезжали.

– Нет, спасибо, омма. Я сегодня гуляю с Ханной, – отвечаю я.

Я слышу радостное хихиканье и счастливый шепот моей мамы и миссис Чо.

– Да, да, это хороший поворот, – говорит миссис Чо.

– Да, да, действительно неожиданно, – отвечает мама.

Я закатываю глаза и качаю головой. Мамы такие странные. Они думают, что мы с Ханной родственные души. Я даже не знаю, будем ли мы снова друзьями. Хотя очень надеюсь, что мы сможем забыть обиды.

Со стены раздается мучительное жужжание, оно быстро набирает скорость и громкость. Через минуту из разбитого оконца на часах, криво висящих на стене, выскакивает маленькая пластиковая птичка.

Куку. Кукууууууу. Ку-у-у… Птичка умолкает.

Все заканчивается так же быстро, как и началось.

Я придумал, как заставить ее перестать объявляться каждые сорок две минуты. Теперь она просто пугает меня в совершенно случайное время, три раза в день.

Я бы уничтожил эту чертову штуковину, если бы не узнал в ней часы, которые отец Ханны купил для дочери на субботней барахолке, на которую мы обычно ходили в первые выходные каждого месяца.