24 октября 1567 года Акбар подступил к крепости Читор, выстроенной на скале длиной в три с четвертью мили и наибольшей шириной в тысячу двести ярдов; крепость так круто вздымалась над окружающей равниной, что показалась писателю начала нашего столетия похожей на «огромный броненосец среди моря».[31]Лагерь Акбара растянулся чуть ли не на десять миль, и таким образом, конфронтация развернулась на широком протяжении, как и подобало столкновению между крупнейшими индийскими и мусульманскими силами в северной Индии. Мусульманские хроники всячески подчеркивали священный характер войны и называли ее участников воинами за веру – гази, однако на деле все обстояло не столь просто. Шла серьезная борьба по иным причинам и направлениям. Под началом у Акбара находились такие известные индийские вожди, как Бхагван Дас и Тодар Мал, но их присутствие в армии, выступавшей против Рана из Мевара, было не столь уж удивительным, если бросить взгляд в несколько более отдаленное прошлое. Всего за тридцать лет до описываемых событий предыдущий повелитель Мевара выступил из Читора в союзе со своим соседом, мусульманским владыкой Гуджарата султаном Бахадуром, с целью захватить и разделить между собой близлежащее королевство Мальва. Среди множества княжеств, как индусских, так и мусульманских, неизменно стремящихся к расширению своих владений, союзы большей частью заключались в соответствии с политическими интересами. И междоусобные стычки помогали повелителям моголов увеличивать владения, точно так же как позднее междоусобицы помогали англичанам.

Акбар намеревался использовать два основных приема осады крепости: во-первых, минирование и последующие взрывы, а во-вторых, так называемые сабаты – крытые подходы. Он также собирался предпринять артиллерийский обстрел внутренней части крепости, однако такой обстрел не принес бы значительных результатов, потому что все важные здания были защищены высокими стенами, и, следовательно, успешный обстрел можно было бы вести только с высоко расположенных позиций, дающих возможность видеть то, что находится за стенами, и наносить прицельные удары.

Минирование представляло собой чрезвычайно сложный процесс. Саперы, прикрываемые с тыла артиллерийскими батареями, подкапывались под скалу до тех пор, пока не достигали места под стеной. После этого они должны были выкопать камеру и наполнить ее порохом. Защитники крепости видели, где начинается подкоп, но не могли уверенно определить его дальнейшее направление визуально, поэтому они часто прислушивались, прижимая ухо к земле, к доносящимся до них звукам и принимались рыть собственный подкоп к месту, где располагалась камера. Бывали случаи, когда осажденным удавалось, пробившись к камере сзади, перехватывать мешки с порохом, можно сказать, почти из рук у тех, кто эту камеру ими наполнял спереди, сохраняя таким образом в целости стену крепости и пополняя свой склад боеприпасов.

Под Читором в течение месяца были заложены две мины, на близком расстоянии одна от другой, однако фитили, к несчастью, оказались менее надежными, чем порох. Предполагалось, что оба взрыва произойдут одновременно, но между первым и вторым прошло некоторое время. Штурмовые группы, ожидая лишь одного взрыва, ринулись к стене крепости и находились в проломе, когда прогремел второй взрыв. Погибли две сотни моголов и среди них несколько любимых военачальников Акбара.

После этой трагической неудачи Акбар сосредоточил все усилия на сабате, сооружении куда более сложном, чем подкопы, и потому даже не завершенном. По идее это было постепенно растущее укрепление, предназначенное для того, чтобы обеспечить нападающих почти столь же надежной защитой, которой пользовались осажденные, и медленно продвигающее их к цели. Оно представляло собой крытый проход – в Читоре достаточно широкий, чтобы по нему могли проехать бок о бок десять всадников, и достаточно высокий, чтобы по нему мог двигаться человек на слоне, держа в руке поднятое вертикально копье. Стены прохода строили из камня, скрепленного глиной, и они могли отражать пушечные ядра, а крыша была деревянной, с кожаными сыромятными креплениями. На крыше и в боковых стенах были устроены камеры с бойницами, в которых, точно в крепости, укрывались оружие и стрелки. Сабат под Читором продвигался извилистым путем, вероятно, из-за крутого рельефа склона, однако Абу-ль-Фазл сообщает, что в результате ни один из участков крепостной стены не оставался недоступным для огня могольских орудий, укрытых в камерах. Передняя часть сабата постоянно надстраивалась, и нет нужды особо подчеркивать, насколько опасным было это место работы; Несмотря на то, что мастера и чернорабочие находились под защитой переносных щитов, обтянутых сыромятной кожей (показатель того, что начальная скорость пуль была в то время очень низкой), ежедневно погибало около двухсот человек. Но по мере того как этот опаснейший участок работы продвигался все ближе к стенам крепости, росло преимущество осаждающих. Гораздо легче, оставаясь под надежным прикрытием и без особых затруднений перезаряжая оружие, вести обстрел под острым углом вверх, нежели вниз. А сверх того, чем с более близкого расстояния вели огонь укрытые в сабате пушки, тем большие разрушения они причиняли выбранному для обстрела участку крепостной стены; увеличивалась таким образом и прицельность стрельбы по уже поврежденным местам. Как только широкая пасть сабата приблизилась бы к самой стене, слоны и воины, находившиеся в надежном укрытии, ринулись бы к пролому и, форсировав его, ворвались бы в крепость. Сабат Акбара был вероломной бронированной змеей, которая, медленно извиваясь, подползала к цели, чтобы вонзить зубы в стены Читора и разрушить их.

Акбар проявлял самый горячий интерес к сабату и проводил немалое время на его крыше, стреляя из укрытия по осажденным. Кто-то из хронистов утверждал, что именно пуля Акбара, выпущенная им из любимого ружья, носившего имя «Санграм», сразила коменданта крепости, когда тот присоединился к защитникам пролома, наконец-то проделанного в стене осаждающими 23 февраля 1568 года. Вполне вероятно, что так оно и было: Акбар всерьез занимался искусством стрельбы, у него было сто пять мушкетов в личном употреблении, но только «Санграм» удостоился записи в книге охотничьих достижений Акбара: из этого ружья император убил во время облавы тысячу девятнадцать животных. Акбару очень нравилось наблюдать за изготовлением оружия в дворцовых мастерских. Следует добавить, что в обычае у Абу-ль-Фазла, а вслед за ним и у других историков, было приписывать любое открытие второй половины XVI века, будь то техника, медицина или культура, плодовитому уму императора. Во всяком случае, был ли роковой выстрел только приписан Акбару из угождения или пуля вылетела из чьего-то другого ружья, вполне предсказуемым результатом гибели военачальника оказалось немедленное падение крепости. Поначалу никто из моголов не знал, кто такой этот погибший человек благородной наружности, однако вскоре в разных местах крепости вспыхнули столбы огня, и Бхагван Дас объяснил Акбару, что пуля угодила в Джаймала, а огни знаменуют джаухар – раджпутский обычай поджигать своих женщин перед уходом в смертельный бой. Воины-раджпуты с честью пали в последующем сражении, но Акбар в дальнейшем запятнал свою победу, уничтожив более сорока тысяч крестьян, живших в крепости. Акбар в особенности жаждал выместить гнев на тысяче стрелков из мушкетов, причинивших большой урон его войску, но те спаслись при помощи невероятно дерзкой хитрости: они связали своих жен и детей и, грубо погоняя их, словно только что захваченных пленников, а сами вполне успешно выдавая себя за отряд победоносных моголов, благополучно вышли из крепости.