Стать кормом для шатунов Лису совсем не улыбалось, но еще больше не улыбалось подохнуть в мучениях или пополнить ряды бродячих мертвецов.

– Алиса, прости меня, – одними губами выговорил сталкер и приставил к подбородку пистолет Ильи. – Я тебя люблю. Прости, что не смог о тебе позаботиться…

Открыл рот…

И вдавил спусковой крючок.

Чик.

Мужчина потрясенно моргнул.

«Осечка? Магазин пуст!»

– Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха. – Лис разразился истерическим хохотом и сполз по стене. – Тьфу! А-ха-ха-ха! А я ведь, ха-ха-ха. – Он глянул за стекло и обмер.

Шатуны ушли.

– Что это за рояли в кустах? Господи. Ха-ха. Это целый симфонический оркестр имени Клочкова Алексея Анатольевича! Спокойно, Леш. Господи, благодарю тебя от всей души. Словами не передать, как я счастлив.

Лис от отчаяния выбросил пистолет Ильи за перила и вбежал в комнату. Забрал у трупа свой «Стечкин» и поспешил вниз.

Искатель остервенело распахивал одну дверь за другой, пока не наткнулся на кухню. Снаружи гремело, как при сильной грозе. Нащупал ручку! «Да! Открыто!» Сил на то, чтобы выбивать дверь могло сейчас и не хватить. Ворвался в крохотную и уютную кухоньку, сохранившуюся в первозданном виде. Лихорадочно зашарил по полу в поисках люка в подвал или погреб. Боль накатывала волнами. То подступала, то отступала. Темнело в глазах. «Скоро от бравого лидера новичков останутся одни легенды и разговоры у костров и в сталкерских барах. Или ничего. Вот! Вот оно! Не прогадал!»

Лис откинул крышку люка и нырнул в блаженную темноту и сырость.

Кон ухватил мертвого Гарика за одеревеневшие ноги. Сейчас он чувствовал себя последней мразью. А Жора, по прозвищу «Сковородка», уже держал покойника за руки. На подхвате. Малинин велел закинуть труп в «растворитель», что образовался после прошлой «зарядки» в сарайчике на соседнем дворе. Никаких обозначений. Никаких венков и крестов. Был человек – и нет его. Словно никогда и не было.

– Слушай, – рявкнул Жора. – Ты резче можешь?

– Прикопаем его?

– С хрена ли?

– Как? По-людски чтобы.

– Зачем нам париться и закапывать?

– Чтобы все по-людски было, говорю же!

– А в Зоне, – Жора остановился и медленно проговорил, – иначе нельзя, сдохнешь.

– По-людски нельзя? Гарик же был одним из нас. – Кон не собирался уступать. – Блин. Проявим хоть немного уважения?

– Насрать жмурику на твое уважение, он уже дохлый. Гниющая хрень, а не человек. Если хочешь – закапывай, но я помогать не буду.

– Я и не ждал, что поможешь. Ладно, в сарай, так в сарай.

Они подошли к сарайчику с настежь распахнутыми дверьми. Кона так и подмывало самому прыгнуть в «растворитель», чтобы прервать свою горестную жизнь. До того стало паскудно. А вот Жоре все было параллельно.

Напарники опустили труп в проплешину между мокрых, покрытых плесенью дров, сваленных у стены.

– Молодца. Секунду. – Сковородка легонько толкнул покойника в бок. – О как!

Мертвое тело покатилось по разъезжающимся бревнышкам, словно на включенном эскалаторе. Прямиком в смертельную, разрывающую любую материю, ловушку. Хлопнуло и шикнуло.

И осталось от Гарика одно кровавое тряпье.

– Ты уверен, что мы поступили правильно? – Кон открыл пачку сигарет и предложил Жоре: – Угостишься?

– Не. А что такое это дебильное «правильно»? Все в толк не возьму. Руководствуясь моральными принципами, значит, или что? Так не я их принимал. И не мне за них отвечать. Так что, парень, пойду я. Удачи тебе. Подумай пока.

Предатель остался наедине со своими мыслями. Простоял несколько минут, вглядываясь в кровавое тряпье.

Пусто стало внутри. Сжалось все. «Раньше ведь и в картишки перекидывались, и за артефактами ходили, даже охотились вместе. Никому парень зла не желал. Даже не убил никого, что в Зоне редкость. И нет больше Гарика. Даже хоронить некого».

Кон вышел из сарая на прохладный утренний воздух и замер. Легкий и приятный ветерок тормошил его длинные волосы и неумолимо сбивал текучие по его щекам слезы. Кон приложился к фляжке с водкой. Выпил все залпом. До дна. Глотку нещадно обожгло, он закашлялся, слезы покатились с утроенной силой…

…взгляд упал туда…

…где, за кромкой смешанного леса, он знал, находилась деревня новичков…

…его дом, отвергнутый им же.

Он же мог сделать все по-другому. Остаться с Лисом, объясниться, рассказать про рак. Тогда, возможно, командир бы его понял. Мог отдать свою долю, да и Сашка с Максом не остались бы в стороне. Но Кон испугался. Боялся, что ребята сочтут его лгуном, подумают, что он просто давит на жалость.

– Что со мной стало, Господи? – Кон задал риторический вопрос.

Фляга упала в траву.

– Что я наделал? Прости меня, прости…

Парень обхватил голову руками, пытаясь вспомнить, с чего все началось.

Не с Карьера…

А все началось с письма отца. Ничего удивительного, папаша знал, чем промышляет его сын. Знал, как с ним связаться. Кон тогда подвязался в институт, младшим научным сотрудником. Письмо пришло на рабочую почту. Текст сообщения просто выбил молодого человека из колеи.

Мать тяжело заболела. Денег на операцию, конечно, не хватало. Батя просил помочь и прислать хоть немного. Сколько наскребет. Кон заверил отца, что к концу недели семья получит всю сумму, а не жалкие копейки. Он помнил о том, что затеяла группа Лиса.

Но реальность спустила искателя с небес на землю. Он узнал от Лиса, сколько стоит артефакт, – и аж глаза заблестели. Однако главарь уточнил, что полученный гонорар придется делить на шестерых – и заоблачная сумма растаяла на глазах.

Кон не решился заговорить с Лисом о своих проблемах. Боялся, что тот не поверит, подумает, будто парень хочет всех кинуть и обманом разбогатеть. Да и Никита, который Кона на дух не переносил, навряд ли бы согласился отдать свой кусок пирога.

Пришлось брать в долг. Знакомых – мало. Богатых знакомых – еще меньше. Малинин Александр Николаевич, майор группировки «Удар», – единственный, к кому мог обратиться Кон.

Мужчина не церемонился. Сказал, что и рад бы подсобить, да нечем. Тем более тогда он уже попрощался с «Ударом» и перебрался в Край вечного лета.

Кон отчаялся, но Малинин предложил пареньку самому забрать артефакт и продать ученым. Майор обещал поддержку: двадцать наемников будут ждать в условном месте, месте встречи с покупателями. А сам будущий торговец хотел самую малость: тридцать процентов от выручки. За посредничество. Кон прикинул, что так лучше, чем делить на шестерых. Согласился.