Второй раз за этот день вождь нарушил обычаи кочевого племени, ужиная в своем шатре с двумя гостями, Каином и Бек Нети. Но в большой палатке, где трапезничали все остальные, об этом думали мало. Там имелось все, чтобы хорошенько угостить славных воинов Нода. Все самое лучшее, чем располагало племя, и еда и внимание. При этом каждое слово, каждый поступок бережно упрятывались в тайники памяти для будущих дней, когда новые великие песни о нынешних событиях будут слагаться в стойбище Эмера.

А в шатре предводителя велись переговоры, продвигавшиеся с необычайной легкостью. Эмер затеял было торг, но Бек Нети не занимала торговля.

– Тысячу хорошо отчеканенных монет земли Нод чистого золота, – отрезал Эмер.

Бек Нети кивнул.

Это заставило Эмера слегка устыдиться: столько еще никогда не платили в степях за дочь кочевника.

– Лета вправе найти себе нового мужа, – объявил Эмер.

Каин кивнул.

– Права на ребенка, который родился, отходят Адаму и Еве. А Нод обязуется не притязать на него.

Бек Нети кивнул.

– Две лошади, жеребец и кобыла, для стойбища, – закинул крючок Эмер.

Бек Нети засомневался. Ноды не хотели, чтобы обычай использовать лошадей широко распространился.

– Одну лошадь для Евы, царской дочери. Этого достаточно, – изрек он. – И лучше всего, если Эмер сам доставит подарок матери Каина.

Конечно же, Эмер был согласен. Он посетит народ земледельцев и сообщит им, что произошло с Каином.

– Украшения для Леты.

Новый кивок.

– Если военачальник имеет подарки для женщин стойбища Эмера, то они будут приняты, – выпалил Эмер, уже кусавший губы – от стыда и разгулявшейся алчности.

Бек Нети кивнул.

– Наконец, договор с моим племенем о защите и вооруженной помощи в случае угрозы, – молвил Эмер.

На сей раз Бек Нети покачал головой. Такой союз мог доставить затруднения. Военачальник смерил вождя изучающим взглядом и подумал: «А тебе не дает покоя слава завоевателя, старый лис». Потом отомкнул уста:

– Заключать военные союзы с другими народами не в моей власти. Предложение будет передано царице, а я обещаю, что замолвлю слово.

С этим Эмер согласился.

– Земледельцев в помощь Адаму Каин сам выберет в Ноде, как только прибудет в страну. И быков, и орудия труда, и все остальное, что может быть полезным для них.

Каин почти не участвовал в разговоре. Он сидел, отстраненный, печалясь о Лете и мальчике, которого больше никогда не увидит. Это чувство его удивляло.

Когда мужчины закончили разговор, он пошел рядом с Эмером и очень тихо шепнул ему:

– Скажи им, что у меня не было выбора.

Эмер взглянул на него с удивлением, но обещал.

Возвращаясь в свой шатер, Каин думал о том, что ложь может быть благом для всех. Лгать можно и для того, чтобы сотворить благо, понял он.

Перед тем как уснуть, Каин надеялся на долгий внутренний разговор с Евой, чтобы осмыслить все неожиданные события этого странного дня и попросить совета – прежде всего, о том, как защититься от неизбежных упреков.

Но ничего не получилось.

Едва он положил голову на подушку, как сон захватил его в свои объятия – быстрее, чем беспамятство после удара кувалдой.

Он падает с головокружительной быстротой и в этой жуткой бездонной бездне кричит и слышит эхо, отражающееся от черных, едва угадывающихся скал. Его охватывает леденящий ужас, он все падает и падает.

Потом появляется свет, он видит уступы по сторонам преисподней и знает, что убьется, если попробует остановить падение. И все же он пытается, его руки жжет огнем, когда он хватается за выступающее дерево и повисает на нем.

У дерева стоит мужчина, и Каин знает: это Авель. И знает также, что тот не поможет, не протянет руки. И он продолжает свое падение ко дну преисподней, а там его ждет Сатана. Этот жаждет божественной крови. Каин будет съеден заживо, ему предстоит медленная смерть. В следующее мгновение он уже на дне ущелья и видит дикого человека, поднимающего нож. Он всматривается в глаза Сатаны, они печальны.

«Как в Эдеме», – думает Каин, и невыносимый ужас выталкивает его из тяжелого сна. Руки его жестко стискивают фаллос, и в то мгновение, когда он переходит границу сна, семя струей бьет из него. Он поворачивается на бок, подтягивает к телу руки и ноги, словно плод в чреве матери, тихо плачет. Вновь возникают черные мысли, он осознает, что преследователи – мучения – вновь добрались до него. «О преисподняя, – думает он, а слезы все льются и льются на подушку, пахнущую сеном. – Я был таким свободным и уже столько дней почти верил, что ты никогда больше не найдешь меня».

И именно в этот день, когда он должен скакать с воинами Нода через залитые солнцем степи в сказочную страну, где его ждут, где в нем нуждаются.

«Никто не должен заметить нынешнего моего состояния, – думает он. – При дневном свете будет легче, я знаю…»

При первых признаках восхода он подошел к кувшину с водой, стоявшему перед входом в шатер, утолил жажду, смыл пот, семя и – насколько смог – страх.

Тут только он заметил, что не один: долговязый воин из Нода стоял на страже у его шатра. Страх мгновенно вылился в злость: о Сатана, ему что, не доверяют?

Он вышел из шатра, страж невидящим взглядом смотрел куда-то в небо.

«Я не позволю обвинять меня», – подумал Каин.

Он направился к большому колодцу, снова помылся – на этот раз окатил водой все тело. Вернувшись в шатер, надел чистую одежду – последнюю смену, захваченную из дома.

Страж оставался на месте, все такой же невидящий, неподвижный как статуя.

Увидел тень Бек Нети, мелькнувшую в гостевом шатре, Каин пошел прямо туда, сухо поздоровался, едва поклонившись, и спросил:

– Я что, твой пленник, Бек Нети?

Тот удивленно воззрился на юношу, скользнул взглядом по отметине на лбу, подумал: «Знак, о котором говорила жрица. Вчера я его даже и не приметил. И что привело его в такое возмущение?»

– Не понимаю твоего вопроса, – сказал он, пытаясь выиграть время.

– Почему поставили стражу возле меня если я не твой пленник?

– О, – улыбнулся Бек Нети испытующе. – Ты все неправильно понял. В нашей стране людей высокого положения всегда охраняют. Ты же видишь: около моего шатра тоже стоит страж.

Каин задумчиво кивнул, не понимая. Многое еще он будет неправильно толковать в этом новом для него мире.

– Что ты сделал бы вчера, если бы я отказался? – спросил он. – Убил бы меня?