есть куда! Что и говорить, ведь и мы сейчас для Европы Западной как колониальная страна. Но, чтобы развить производство, капиталы нужны… Те же станки, скажем, коли сами не производим, так можно ведь купить. Денег нет? Займем там, где они есть в избытке. Сейчас иностранцы боятся нам деньги ссужать, наши законы их не устраивают? Что же, и законы изменить можно. Проценты на капитал требуют высокие? Ну, если свои денежки жалко, то за счет широкой торговли с Азией расплатимся. Опять Азия? Не бойся убытка, так придут и барыши — старая купеческая присказка! Да хотя бы и от продажи хлеба. В Европе и помимо Германии найдутся покупатели. Даже по самым скромным прикидкам новая дорога вовлечет в общерусскую жизнь более полутора миллионов квадратных верст — это если брать по сто верст в каждую от дороги сторону; и если прибавить поймы всех сибирских рек, пересекаемых дорогой? О-го-го, тут две Европы уместится! А на лютый холод жаловаться нечего! На одной широте с первопрестольной дорога пойдет, значит, солнца вполне достаточно, чтобы хлеба вызревали. А сколько земель южнее лежит? Надо, надо осваивать, не то все втуне пропадет. Люди дали боятся. А будет дорога — тогда все станет рядышком. Грузи товар в вагон и вези, куда душа пожелает. Конечно, проблем тут появится множество. Так ведь и это превосходно. Рельсы, скажем, где брать на такую протяженную дорогу? Вот и место узкое — железоделательное производство. Промышленники сразу за него ухватятся, начнут заводы ставить, металл в стране дополнительный появится, в цене упадет, на всякие иные потребности останется. Реки встречные дорога пересечет, люди по их берегам селиться начнут, земли осваивать. Тут сельскохозяйственные орудия и речной транспорт понадобятся. Значит, заводы и фабрики новые возводить будут, пароходы строить, плуги, сеялки-веялки, бороны, да хотя бы и подковы, гвозди, все надо будет. Со старых мест далеко везти, в копеечку. Вот и начнут на месте все… Земли новые заселять люди потянутся. Сперва, может быть, и не в охотку, да лиха беда начало. Дорога будет — перестанут бояться расстояний и дорожных трудностей. Пообещать земли хорошие, да вволю — поедут люди, тем более из перенаселенных центральных губерний и из Малороссии. Честно говоря, покамест у нас азиатская часть лишь считается Россией, хотя совершенно не освоена. Резерв это для государства грандиозный! И внимание ему уделить надо особенное.

АНДРЕЙ МЕДНИКОВ. СТАЧКА СТРОИТЕЛЕЙ ДОРОГИ

В самом начале апреля девяносто первого года пришел Андрей во Владивосток и поразился его оживленности. Переселенческие бараки в Солдатской слободке на мысе Шкота заняли «контрактованные» на строительство железной дороги — их целых триста человек привез на днях «доброволец» из России. Кроме них, как говорили, с Сахалина привезли полтыщи каторжан, да солдат два батальона. Причалы порта были завалены разными грузами — и мотками телеграфной проволоки, и бочками битума, и ящиками с тронутыми ржавчиной кирками и лопатами, и ломами, и молотами, и черными, пропахшими креозотом шпалами, и накладками и костылями с синими чешуйками окалины и, главное, длинными, уложенными сытыми штабелями, тускло мерцающими на солнце рельсами. Побродил Андрей по городу, поспрашивал людей, где здесь берут дорогу железную строить, и ему посоветовали идти в Солдатскую слободку и там искать подрядчиков. Вернулся Андрей к знакомому бараку, где два года назад с отцом, матерью и братьями в карантине жил. Солнце садилось в тайгу за Амурским заливом, и последние лучи его уже не грели; да и то, зяб он больше от потерянности и одиночества, душегрейка из енота мехом внутрь расстегнута была. У костерка мужики чай в котле кипятили и нехитрой снедью ужинали. Плоская и круглая рыба на листе жести лежала печеная, хлеб, разрезанный крупными ломтями, соль да луковицы. Какой-то лядащий мужичонка, отдирая щепкой от жести пригоревшую рыбу, уныло бормотал:

— Казали нам, що в тим краю будыте жыты як у боха за двырыма. Хлиб родыть, лучэ ны можа буть, лис, вода, чо хочь, все е. А монахи и попы казалы, шо там е рыба та, шо Матырь Божа йила в чистый четверх, кохда плакала по умершому сынови. А як до нэй прийшов анхыл и спытав ии, чохо вуна плаче, то вуна казала, шо плаче по умершому сынови. Туди анхыл казав ий: «Ны плачь, твий сын воскреснэ, як рыба». Матырь Божа казав: «Як воскреснэ сын, кохда умэрла рыба?» А рыба тут и ожила. Тилько Матырь Божа уже половыну из-зила, так шо рыба выйшла однобока. Мы прийихалы и побачылы и сийчас идым тую рыбу. Тут ии называють камбала.

Спросил Андрей, кто здесь за старшего. Откликнулся здоровенный заросший до глаз густой черной бородой мужик. Вида самого разбойного.

— Гуди, хлопец, какое дело?

— Ищу я подрядчика Каурова, на работу устроиться. Землекопом или еще кем. Дорогу строить железную.

— Подрядчик не с нами живет, он в отеле «Лувр» устроился. Но завтра с утра должен быть. Если у тебя в котомке кусок сала отыщется, то давай к нам в компанию. И поснедаем вместе, и место на нарах отыщем-подвинемся; в тесноте, да не в обиде.

Андрей, даром что из хохлов черниговских, жадным не был, жизнью не бит, в завтра с испугом заглядывать не обучен, да и опыт жизненный какой-никакой подсказывал — держись людей, пропасть не дадут. Развязал он свою котомку, вынул кусок пахнущего дымком медвежьего окорока да сахару синего полголовы и положил на расстеленную на бочке газету.

— Добре, хлопец, — повеселел старший, ополовинил сахар и окорок, а остальное велел в котомку спрятать.

— Не все сразу, сгодится в будущем.

Жадно и голодно блеснули глаза у людей вокруг, но перечить старшему они не осмелились. Уважали и слушались, видимо. Андрей себя назвал, и люди имена свои сказали, но он их зараз и не упомнил. Но старшего выделил — Данила Буяный.

— Рассказывай, хлопец, кто ты и откуда, — закончив с ужином, велел Данила. Не чинясь и без робости Андрей рассказал о себе все, о семье своей, почему на Дальний Восток приехали, где и как здесь устроились, о богом забытой деревушке Ивановке, тайге и охоте, как отец жизнь семьи планировал и почему ему, Андрею, искать работу приходится.

— Ясно, — кивал головой Данила. — И у нас жизнь простая, как подкова. Ватажка здесь собралась сборная. Кто, вроде отца твоего, от безземелья за длинным рублем кинулся, кто за работу знакомую цепляется, кто от голода сбежал. Наобещал Кауров, да обманул сразу же…

— Обманул, обжулил, надул, провел… — загалдели мужики.

— По двести-двести пятьдесят обещал платить