когда продумывали стратегию боя, а только потом люди стали играть в неё для развлечения. В юности Гэрэл просидел над «Туманом и облаками» немало часов, пытаясь понять и перенять ход мыслей великих полководцев древности.

— Если вы все уже рассчитали, почему вы не хотите попытаться убить меня? Вы убрали бы с поля сильную фигуру, — тихо сказал он, гадая, не было ли в чае яда или снотворного. Но он чувствовал себя вполне нормально.

— Я могу попытаться, но прежде чем охранники выполнят приказ, вы можете успеть разбить чашку и перерезать мне горло осколком, — так же тихо ответил Юкинари.

Будто мысли прочел. Телохранителей у Юкинари было всего трое, и двое из них слишком далеко от него. Прыжок влево, ладонями оглушить ближнего телохранителя, разбить чашку; возможно, Гэрэла даже не убьют в ближайшую минуту, если он сумеет дотянуться до лежащего наподалеку меча в ножнах — хотя потом все равно прибежит дворцовая стража…

— Так не нужно было предлагать мне чай, — сказал Гэрэл с легкой улыбкой.

Юкинари тоже улыбнулся, у него это как-то искренне получилось, по-доброму, несмотря на напряженность момента.

— Надеюсь, в моем дворце у меня есть право угощать чаем кого я захочу, не думая о последствиях.

Похоже, он предлагал установить между ними двумя тот самый «временный мир».

— Почему вы не учитываете третью силу, которая может повлиять на исход войны? — спрсил Гэрэл, имея в виду Юйгуй.

Очень откровенно, но они только что обсуждали убийство чашкой, к тому же он убедился, что Юкинари хорошо представляет себе расстановку сил в Срединных Государствах и варианты развития событий.

— Я удивлюсь, если Юйгуй захочет вмешаться. У него нет причин помогать той или другой стороне. Война ослабит и Чхонджу, и Рюкоку, Юйгую это только на руку.

Гэрэл был неприятно удивлен трезвомыслием своего противника, но решил сосредоточиться на игре.

После того как они обменялись несколькими ходами, он заметил в стратегии Юкинари небольшой просчёт. Совсем крошечный. Только опытный мастер игры обратил бы внимание на такой пустяк.

Гэрэл уже протянул руку к одной из фишек, чтобы сделать решающий ход, но задумался: прилично ли будет выиграть у императора? Это во-первых. А во-вторых, если игра была обоюдной проверкой их способностей к стратегии (а она, несомненно, именно ей и была), пускай лучше противник думает о тебе хуже, чем есть на самом деле. Когда придет черед настоящей битвы, у него будет преимущество.

В итоге он взял совсем другую фишку и пошёл иначе. В результате его манипуляций с доски исчезли несколько фишек как Юкинари, так и самого Гэрэла. На доске осталось слишком мало значимых фишек, чтобы кто-либо из игроков мог одержать победу.

Ничья.

Юкинари улыбнулся, и что-то в его улыбке сказало Гэрэлу, что его сомнения не укрылись от глаз императора и что ошибку тот допустил намеренно — хотел увидеть, как поступит Гэрэл. Проверял.

— Вы поддались мне.

— Но и вы в конце не воспользовались преимуществом, — справедливо заметил Юкинари.

— Я бы хотел сыграть еще раз, с условием, что вы будете играть честно.

— Я могу сказать, что буду играть честно, но поверите ли вы мне?

(Потом — спустя много дней, недель, месяцев — Гэрэл снова и снова возвращался мыслями к этому диалогу и ему казалось, что речь шла не только о «Тумане и облаках» — хотя тогда никто из них еще не знал, что произойдет потом).

— Попробую поверить…

И спустя буквально несколько ходов император сказал:

— Вы проиграете или через двенадцать ходов, или через двадцать, если пожертвуете несколькими фигурами.

Эти слова показались Гэрэлу пустым бахвальством, но, к его удивлению, так и произошло: через восемь ходов он понял, что ему не выиграть, прикинул в уме дальнейший ход игры и понял, что до полного поражения ходов ему осталось именно столько, сколько предсказал Юкинари.

— Видите, я был честен. — Юкинари смотрел на него и улыбался.

— Неужели я так плохо играю? — с легкой досадой сказал Гэрэл.

— Лучше всех, кого я знаю, — ответил Юкинари. — Просто мне знакомо такое развитие партии. Я не какой-то там гений, просто у меня хорошая память, и я много играл, когда был еще ребенком. Очень много — наверное, больше, чем было мне полезно… — непонятно сказал он.

Они сыграли еще раз. Гэрэл сосредоточился, и в этот раз ему удалось выиграть, и он надеялся, что победа была честной. Затем выиграл Юкинари — или просто перестал поддаваться? С таким странным противником ни в чём нельзя было быть уверенным. Он играл великолепно, словно с самого первого хода представлял себе все бесчисленное множество вариантов развития событий на доске. Гэрэл давно уже не получал от игры такого удовольствия. Давно? Пожалуй, вообще никогда.

После четвертой партии в «Туман и облака» Гэрэл очнулся, осознав, что они сидят тут уже часа три. Наверняка у императора были и более важные дела, но он был слишком тактичен, чтобы просто прогнать гостя.

— Я так увлекся, что забыл о времени, а ведь я, должно быть, бессовестно отрываю вас от дел. Я получил огромное удовольствие от игры, государь, но, думаю, нам стоит прерваться.

Юкинари кивнул.

— Да. Вы правы, генерал Гэрэл. Простите, мне действительно пора идти…

Сожаление в его голосе было искренним. Ему явно не хватало достойных противников, и Гэрэлу была приятна мысль, что Юкинари тоже получил удовольствие от игры с ним.

Глава 5. Красивые стихи, широкие рукава

Несмотря на то, что беседа с Юкинари закончилась ничем и шансов на благоприятный исход переговоров не прибавилось, тот почему-то не передумал оказывать Гэрэлу и его людям гостеприимство, и из дворца их никто не гнал. Им предстояло гостить во дворце месяц.

Гостить в Рюкоку было странно.

Когда он жил в Стране Черепахи, все поначалу было так же ново и непонятно, но если присмотреться — логично, правильно и хорошо, а ум и природная сдержанность заменяли ему воспитание и знание этикета.

Здесь все оказалось сложнее.

Гэрэл увидел, что те, кто хочет стать своим среди аристократов Рюкоку, должны освоить целую систему знаков и символов: у любого цвета, любого растения или животного, у множества предметов и мест была своя символика. Каждое цветосочетание в одежде соответствовало определенному рангу, возрасту и даже времени года, и если кто-то надевал наряд неправильных цветов, все смотрели косо, хоть никто и не говорил, что что-то не так. Даже почерк, выбранный для послания, даже цвет бумаги мог иметь значение. Подобные символы существовали и в Стране Черепахи, но здесь это было возведено в