— Тебе интересно, что произошло в Санатории за сутки, пока ты сидел в стакане? — И снова этот хитрый прищур. — А произошло много всего. Мой человек рассказал, что новый барин не ладит с режимниками, это работники системы безопасности, которые следят и за нами, сидельцами, и за администрацией приглядывают. Вчера убили двоих заключенных, один находится в реанимации, и еще куча поломанных. И это за две недели работы Борова! Думаешь, начальник отдела безопасности закрыл на это глаза? Нет. И скоро у нас будет новый барин, куда более лояльный. Так что будет тебе и спортзал, и библиотека, и прогулки не в яме, а по территории.

Я усмехнулся, вспоминая, как спрашивал конвойного про спортзал. Как быстро, однако, дошло до Кардинала, и это вселяет надежду, что он себя не переоценивает и правда что-то может.

— А сейчас ответь честно: в деле, которое тебе шьют, есть твоя вина? Если есть, то я бессилен. Я могу лишь помочь тебе развязать узел, найти информацию.

Кардинал не то чтобы хотел мне помочь, ему было на меня пофиг, у него был свой кодекс чести: баш на баш. Ведь если ты кому-то должен, то с тебя в любой момент могут это спросить.

— Меня подставили и оговорили, — сказал я, ощущая, как затрепыхалась воскресшая надежда. — Но я и предположить не могу, кому это выгодно, что случилось на самом деле и кто виноват.

Кардинал посмотрел на меня здоровым глазом. Ощущение было, словно он меня измеряет, взвешивает, встряхивает, прощупывает.

— Тебе нужен адвокат. И надежный человек на свободе. Тренер, который к тебе приходил, Димидко, подойдет.

— Я попросил его найти адвоката. Но ведь это непросто.

— Правильный адвокат сам на него выйдет, над этим уже работают. Причем тот адвокат был опером, потом… Проштрафился, вылетел из органов. Выучился, теперь защищает фарцовщиков, да не самых последних. Только ему придется заплатить. Много заплатить, но у ваших после выхода в Первую лигу деньги есть. Только Димидко не нужно знать ни о том, что адвокат — от меня, ни об этом нашем разговоре.

— Это само собой.

Он добавил с ехидцей:

— Вот если бы вчера ты вмешался пораньше и не дал меня помять, тогда и платить бы не пришлось.

Делай добро и бросай его в воду. Я вспомнил вчерашнее побоище и с трудом подавил желание провести по щекам ладонями. Если бы я не вмешался, то свернул бы в тупик и сгнил в тюрьме, а теперь…

Как же важно выбрать дорогу! Вот только откуда узнать, какая из них верная?

— И еще, — прошептал Кардинал, — я только помогу добыть информацию, сможешь ли ты ею распорядиться — не моя забота. А теперь мне нужны имена всех, кто фигурирует в твоем деле. В том числе — тех, кто его ведет.

Он подвинул ко мне листок и карандаш, и я мелким почерком вписал Тирликаса, Вавилова, Дороничева, Быкова, Вомбата, то есть Глеба Олеговича Фарба, а также — фамилии людей из списка, которые я запомнил благодаря фотографической памяти. Этих я взял в скобки и пометил: «Вероятно, их оговорили».

— Можно вопрос? — поинтересовался я, возвращая ему лист. — Почему Кардинал?

Цыган улыбнулся, но его лицо перекосило — напряглись травмированные мышцы, ему стало больно.

— Раньше меня называли просто по имени — Серый. — Он подмигнул здоровым глазом, свернул листок в трубочку. — Мои люди будут искать цепочки связей между фигурантами. Поскольку контактировали они не через третьих, а скорее через десятых лиц, на это уйдет время. И дай бог, чтобы мы успели до суда.

Серый Кардинал. Паук в центре паутины. Но почему быков подослали сюда, а не отправили цыгана в пресс-хату? Чтобы он испугался публичного унижения перед сокамерниками, ведь это — клеймо на всю его уголовную жизнь?

Кардинал встал и протянул пятерню, предлагая скрепить сделку рукопожатием и показывая сидельцам, что разговор окончен. К столу приковылял Князь. Наверное, он понимал, что если бы не оскорбил меня недоверием, то и не получил бы вчера по башке. Потому тоже протянул руку и молча пожал мою. Сделалось смешно. Это что же, теперь я — уважаемый человек в криминальной среде? Всю жизнь о таком мечтал.

Я, конечно, слышал, что криминальные авторитеты слов на ветер не бросают. Но оперативность Кардинала приятно удивила: Адвокат меня навестил уже пятого января. Это был пожилой лысеющий мужчина среднего роста, черные глаза чуть навыкат и характерный нос выдавали в нем семитские корни. Встречались мы в отдельной камере, где был простенький стол и два стула.

— Добрый день, Александр. — Он протянул руку. — Меня зовут Олег Леонидович Кагановский.

Поздоровавшись, мы сели друг напротив друга, я осмотрел комнату на предмет наличия камер. По идее, встреча должна проходить приватно, но мало ли.

— Я ознакомился с материалами вашего дела, снял с него копии. Для того, чтобы мне вникнуть и эффективно работать, понадобится некоторое количество времени, вы меня понимаете?

Я кивнул.

— Первое, что я бы вам посоветовал — заменить следователя. Думаю, это будет несложно.

— Это именно то, о чем я собирался вас попросить.

— Все прочие встречи со следователем должны будут проходить в моем присутствии, без меня ничего не подписывайте.

Он положил на стол договор об оказании услуг, который я тотчас прочел и подписал.

— Теперь я ваше доверенное лицо, — сказал адвокат. — И имею право написать ходатайство прокурору о замене следователя. Это во-первых. Пока назначат другого, пока он примет дело, пройдет время, которое я постараюсь использовать по максимуму. Во-вторых, я буду хлопотать об изменении меры пресечения. А теперь, — он положил ладони на стол, — пожалуйста, Александр, будьте со мной предельно честны. Только так я смогу вам помочь и выбрать правильную стратегию защиты.

Я все рассказал с того момента, как очнулся в незнакомом городе. О допросе тоже рассказал, а также — о том, что узнал о своем прошлом. Поделился соображениями о смерти Вавилова, напомнил о противостоянии Шуйского и Дороничева.

Олег Леонидович надел круглые очки с толстыми линзами и стал похож на филина. Слушая меня, он кивал, делал пометки карандашом в листе с распечаткой моего личного дела. Я старался не упускать детали, ведь Кагановский — не просто адвокат, насколько понял, Кардинал выбрал его, потому что он при дополнительной материальной стимуляции может и сыском заняться, и через него будет осуществляться коммуникация с внешним миром.

Когда я закончил, он с минуту молчал, переваривая услышанное. Почесал карандашом висок, спохватился и сказал:

— Я знал, что дело сложное, но