Лала Захра снова позвонила своему мужу, а тот вызвал полицию.

— Имеет ли этот человек право забрать детей с собой? — спросила лала Захра.

Официальные власти вызвали дядю Хасана к себе, и он убедил их, что для нас будет лучше, если мы отправимся с ним, чем попадем в приют для сирот и станем бременем для государства, Люди, которые присутствовали при этом, позже рассказывали, что дядя обещал обращаться с нами так, как будто мы были его собственной плотью и кровью.

После этого он усадил нас в машину и мы поехали в Массу. Для нас это было ужасной переменой: мы уезжали прочь из города, от наших друзей, от людей, которых мы знали. Мы оказались в провинции, в жалких условиях: в убогом помещении, без электричества, без воды, без туалета.

Это само по себе было отвратительно, но еще худшим злом для нас стали наши двоюродные сестры и братья. Они носили старомодные имена — Мохаммед, Мустафа, Фатима, — но это были мелочи по сравнению с тем, что они говорили на почти непонятном нам берберском диалекте, пересыпая свою речь ругательствами, которые мы не смели произносить дома: замель — онанист, уэльд аль-кхахба — сын проститутки, инал дин умук — я проклинаю веру твоей матери.

Нам эти дети казались дикими зверями. Они швыряли друг в друга разные предметы, плевали друг другу в лицо, ругались, почти никогда не мылись и испражнялись где попало. По всему двору валялись фекалии.

— Ты это видела? — шепнула я Рабие, когда мы приехали в Массу.

— Что? — спросила Рабия тоже шепотом.

— Какашки, — сказала я. — По всему двору.

— Тсс, — шикнула Рабия, — не говори об этом, а то меня стошнит.

— Мы теперь тоже будем какать во дворе? — с тревогой спросила я.

— Ла, — сказала Рабия, — нет, мы будем какать в большую дыру посреди двора. Мы же не собаки.

— Ну а если мне захочется в уборную ночью? — захныкала я. — Я точно наступлю на кучу дерьма.

Рабия немного разнервничалась из-за этого разговора.

— Я сейчас и сама не знаю, что нам делать. Но не беспокойся, я что-нибудь придумаю.

Халти Зайна не любила, когда мы тайком разговаривали друг с другом.

— О чем вы там шепчетесь? — сразу же закричала она.

— Ни о чем, — сказала Рабия. И немедленно получила за это пощечину.

Нам стало ясно, что тетя Зайна нам не друг.

Тетя была родом из горного селения. Когда в двенадцать лет у нее прошли первые месячные, ее тут же выдали замуж за ровесника ее отца. Отец был очень жестоким человеком. Однажды Зайна подарила соседке луковицу. За это она была наказана. Отец связал ей ноги веревкой, а веревку привязал к ослу. Потом он погнал осла, и тот долго таскал Зайну по двору.

— Чтобы ты научилась не раздаривать то, ради чего я работаю, не разгибая спины, — сказал отец.

И ее первый муж тоже был жесток с нею. Он имел в общей сложности три жены. Зайна была самой младшей женой, собственно, еще ребенком. Она любила прыгать через скакалку на улице вместе с детьми своего мужа. Но однажды он застал ее за этим и избил. По ночам он насиловал свою молодую жену. Она была для него не любовницей, а собственностью. И однажды Зайна убежала от мужа, но уже тогда ее юная душа была ожесточенной и израненной.

Она убежала из своего селения в Тарудант, красивый город у подножия Атласа, а потом и в Агадир. Я считала ее очень мужественной: юная девушка, которая покидает родную деревню и уходит в незнакомый опасный город. Я представляла себе, как она под покровом ночи собрала свои вещи в узелок, пока ее злобный муж вместе с другими мужчинами шлялся по пыльным улицам селения. Она, конечно, не решилась ехать в Тарудант на попутной машине, потому что человек, остановивший автомобиль у края дороги, мог оказаться другом ее мужа. Нет, она пробралась через заросли и ночью вышла в долину. Может быть, ее там преследовали дикие звери, а может, опасные мужчины. Но тете Зайне побег удался: она добралась до города, а потом и до моря.

В Агадире она родила первого внебрачного ребенка. Затем познакомилась с дядей Хасаном.

Она стала его женой.

Я не испытываю никаких теплых чувств к этим людям. Я не любила их — как бы там ни было, они причинили мне, моим сестрам и брату очень много зла. Однако не могу сказать, что я их ненавидела. Скорее, я все время пыталась понять, почему они не смогли стать хорошими людьми.

Я презирала их за то, что они сделали с нами. Однако же я и радовалась, когда они, хоть и очень редко, давали нам чувство защищенности.

Иногда тетя Зайна брала меня с собой в хамам, в парную баню. Мне приходилось таскать туда воду для нас обеих, а когда поднимался пар, тетя Зайна скребла мое тело жесткой рукавицей, причем зачастую так грубо, что у меня на теле выступала кровь. Она обращалась со мной не так, как со своей дочерью, а как с пти бонне. Так называют деревенских девочек, которые прислуживают в богатых городских семьях, а фактически являются рабынями.

Я вспоминала, как нежно мама смывала пыль с моего маленького тела своими мягкими руками. Это было поглаживание, это была ласка. Тетя Зайна мучила меня, она ранила меня, она демонстрировала мне, что не любит меня.

Но одновременно с этим у нас возникало что-то вроде близости. Как будто бы у меня снова появилась мать. Злая мать, мать, которая не любит меня. Но она была живой, а не мертвой. Все же лучше, чем совсем ничего.

Еще будучи совсем маленькой, я решила, что буду стараться видеть все с положительной стороны. Я не хотела ожесточаться. Я не хотела стать такой, как тетя, дядя и их дети.

Старый дом

Летом 2003 года я побывала в гостях у моего брата Джабера в его новой квартире. Это было не так просто осуществить, потому что Джабер вселился в наш старый дом. Он жил там на первом этаже со своей красавицей женой Хадиджей и одиннадцатилетним сыном Джасимом.

Я ведь думала, что никогда в жизни больше не зайду в дом, где вся наша семья испытала столько горя. Однако же я приняла решение проследить свои корни как можно дальше, пусть даже это снова причинит мне душевную боль. Я закончила в Мюнхене учебу, став детской медсестрой, и чувствовала себя достаточно сильной, чтобы глубоко проникнуть в свое прошлое.

На улице стояла летняя жара, когда мы на машине, взятой напрокат, подъехали к дому, который я так хорошо знала. Дети играли в пыли, так же, как и раньше, женщины сидели перед домами и разговаривали с соседками. Мужчин не было видно.

Семья Джабера ютилась в трех маленьких темных комнатах. Туалет находился под лестницей и был таким тесным, что у меня возник вопрос: как взрослый человек может там справлять нужду? Была еще небольшая кухня и душ. Все сверкало чистотой, везде был порядок. Мой брат женился на очень хорошей хозяйке.