– Знаешь, никогда раньше не встречал девушки, которая так упорно отказывается от вежливой беседы, – спустя какое-то время заметил хозяин дома. – Это большой удар по мужскому самолюбию.

Вивиан молчала и только хмурилась. Неужели его язык еще не устал молоть ерунду? Боже правый, болтает не хуже любой торговки. Вдруг ее мучитель сел, поставив ноги на пол, и сердце у нее – вместе с желудком – подпрыгнуло от радости. Но нет – никуда он не ушел, а сказал, взглянув на закрытый поднос:

– Ужин стынет. Очень жаль. Повар моего брата прекрасно готовит. Аромат такой соблазнительный, что и мне захотелось есть. – Наглец поднял крышку и, к ужасу Вивиан, взял кусок мясного рулета и отправил его в рот.

Терпению девушки пришел конец, она вскочила на ноги и выкрикнула:

– Ты что, решил уморить меня голодом? Ах ты, мерзавец! Сначала запер меня тут, а теперь еще поедаешь мой ужин?

– Итак, – с явным удовольствием заметил хозяин, – говорить она все-таки умеет.

– Вон отсюда, – прорычала Вивиан, – или я выброшусь в окно! Лучше уж разбиться насмерть, чем слушать твою болтовню!

Он рассмеялся, опустил крышку на место и пошел к двери.

– Не бойся, моя дорогая. Я не могу допустить, чтобы такая красота исчезла с лица земли. Теперь, когда я услышал твой голос, моему счастью нет границ. Приятного вечера.

Коротко поклонившись, мучитель вышел из комнаты. Вивиан слышала, как он насвистывал, запирая дверь, но ей было на него наплевать. Она перетащила стул к столику и, наклонившись, глубоко вдохнула аромат. Похоже, говядина с овощами – во всяком случае, пахнет божественно. Он съел один кусок рулета, но их было два, и Вивиан впилась зубами в оставшийся. Даже хлеб тут был необыкновенный: мягкий, как облако, а не такой, к которому она привыкла: наполовину из отрубей. Покончив с мясом, она отправила в рот ложку рагу и застонала от блаженства: густое, сочное и невероятно вкусное, хоть немного и остывшее. Вивиан легко с этим примирилась: еда была великолепная!

Насытившись, Вивиан вернулась мыслями к своему тюремщику. Похоже, он пытался сломить ее волю. Все эти дни он приносил еду и задавал всего пару вопросов, которые она с легкостью игнорировала. С его болтливостью справиться будет сложнее, особенно если он и дальше намерен ей докучать.

Жаль, что она совсем ничего о нем не знает. Дворецкий говорил ему «милорд» – значит, у него есть титул. А еще – сломанное ребро. Интересно, как это случилось? Еще ей показалось, что у него сегодня сильно болела нога. Как бы ей хотелось сломать ему еще что-нибудь – лучше всего голову!

Ужасно несправедливо, что этот тип оказался таким красавцем. И улыбка такая озорная… Вивиан вспомнила, как он сказал, что отлично умеет уговаривать девушек. Разумеется, все уговоры сводятся к тому, чтобы залезть потом к ним под юбки, подумала она с презрением. С ней такой фокус не пройдет! Ей было прекрасно известно, что случалось с девушками, которые пускали к себе в постель таких вот джентльменов. Многие говорили ей, что она может заработать своим телом целое состояние, но даже у воров был кодекс чести. Вивиан отказывалась убивать и заниматься проституцией. Из-за этого подельники считали ее белой вороной, но ей было наплевать. Ее простые правила помогали избежать многих неприятностей, и она не собиралась от них отказываться.

Если этот мерзавец думет, что способен изменить ее взгляд на проституцию, то пусть знает – она может в ответ изменить свой взгляд на убийство. Ни один мужчина еще не брал ее силой, и она скорее умрет, чем позволит такое. Вивиан вспомнила про слабости своего похитителя: сломанное ребро, больную ногу, а еще самолюбие, – но сразу же ей на ум пришли и его преимущества, конечно, это удивительная физическая сила, ловкость и храбрость, улыбка. И широкие плечи…

Тут Вивиан выругалась и вскочила на ноги. Она, как никто другой, знала, что нельзя увлекаться красивым лицом и соблазнительной улыбкой. Ей ведь и самой не раз приходилось использовать свою внешность, чтобы добиться желаемого и того, что нужно, поэтому она точно сможет распознать попытки ее очаровать и не станет обращать на них внимания.

Хоть Дэвид и лежал в горячей ванне целых полчаса, лучше не стало – нога всю ночь не давала уснуть, и это в дополнение к грозе, которая бушевала за окном до рассвета.

К утру боль немного утихла, но по дому он ходил хромая и чувствовал себя старой развалиной. К обеду должен был приехать доктор Креддок, личный врач их семьи, чтобы осмотреть его. Дэвид сначала решил, что зря волновался: с ребром все в порядке, – но теперь втайне радовался, что не придется вызывать врача специально из-за ноги.

Странно, но она болела до сих пор. Дэвид дважды ломал руку, и оба раза все заживало быстро, буквально через пару недель. Однажды он выиграл сто фунтов у Перси, когда на спор проскакал на горячем жеребце со сломанной рукой. А еще Дэвид помнил, как в детстве сломал ногу. Ему пришлось проваляться две недели в постели и все это время заниматься переводом латинских текстов – в наказание за то, что ходил по крыше конюшни, – но в конце месяца он уже бегал, плавал и ездил верхом как ни в чем не бывало.

Сейчас же он хромал и морщился от боли, хотя с тех пор, как вылетел из окна кареты, когда колесо попало в яму, прошло уже три месяца. Это очень пугало – ведь Дэвид никогда не задумывался о своем здоровье.

Доктор приехал после завтрака, осмотрел его и заявил, что с ребром все в полном порядке, но все же заметил:

– У вас небольшой синяк, похоже, вы совсем о себе не заботитесь, и это прискорбно.

Дэвид знал, что это подарок от миссис Грей, поэтому спокойно надел рубашку и сказал:

– Ничего страшного, уже все зажило.

– Что ж, – улыбнулся Креддок, – стало быть, моя помощь вам больше не нужна.

Дэвид уже открыл рот, намереваясь возразить, но передумал. Однако наблюдательный доктор заметил его колебания:

– Вас что-то еще беспокоит, милорд?

Дэвид помешкал, но все же кивнул.

– Да… нога.

Креддок удивленно поднял брови.

– Но я уверен, что кость давно срослась, во всяком случае в последний раз, когда вас осматривал, все было в порядке. – Он добродушно погрозил пальцем. – Похоже, это просто ваш каприз.

– Нет, не думаю: вы ведь меня знаете с детства, и моего отца лечили.

Доктор Креддок приезжал к ним в Энсли-парк, когда Дэвид был еще мальчиком, и достаточно насмотрелся переломов, ссадин и ран. Конечно, он помнил, как часто Дэвид падал то с дерева, то с лошади, а один раз даже из окна. Не мог забыть доктор и синяк, который поставил под глазом младшему брату Маркус за то, что тот пытался мухлевать в карты. Креддок также лечил обоих братьев от многочисленных простуд – закономерный результат многочасовых купаний и побегов в лес под дождем, дабы скрыться от учителей. Да, хулиганом Дэвид был отменным – чего стоит только выходка с ночным колпаком отца, оказавшимся в святочную ночь на шпиле местной церкви.