— Я сейчас не в Москве.

— А где?

— В Улан-Удэ, изучаю бурятский эпос.

— Что?!

— Шучу. Сегодня я действительно очень занят, увидимся завтра у вас в офисе, — и положил трубку.

День четвертый

— …Всегда быть в каске — судьба ма-а-я-я-я-я… — неслись из Саниной ванной чудные звуки, отдаленно напоминающие брачный рев марала. Это я, немилосердно фальшивя и перевирая, с большим чувством исполнял арию мистера Икс из одноименной оперетты.

Вообще это утро я встретил в на удивление распрекрасном настроении. Разбуженный с утра пораньше наглыми солнечными лучами, вскочил, жизнерадостно помахал руками-ногами и, схватив хозяйские двухпудовые гири, от души поупражнялся, не особенно ощущая их тяжесть.

Позавтракав, я бодро вышел из дома и направился к метро. В тени деревьев у автобусной остановки обнаружилась желтая бочка на колесах, не так часто встречающаяся в оккупированной всякого рода «колами» Москве. Захотелось, как когда-то в детстве, холодного, кисло-сладкого с привкусом хлебной корочки кваску. У бочки поправлялись богатырскими дозами после вчерашнего трое доблестных витязей в мышиного цвета униформе. Откушав литра по полтора в каждое лицо, они, дружно покачав головами (нет, не айс!), двинулись дальше служить и защищать, прихватив «на дорожку» здоровенную емкость с пенным напитком и по рассеянности забыв расплатиться.

— Маленький стакан, пожалуйста, — попросил я в предвкушении.

— Возьмите большой, уж больно квас вкусный, — посоветовала мне старушка в белом халате.

— Ладно, давайте большой. Сдача будет? — я протянул ей тысячную банкноту.

— Прими деньги, Танечка, — сидящая сбоку от нее светловолосая девчушка с хвостиком на затылке, кажущаяся совсем крошечной в явно не на нее сшитом халате, взяла у меня денежку. Строго глядя на меня васильковыми в пол-лица глазищами, провела по ней пальчиками, посмотрела сквозь нее на свет и принялась деловито отсчитывать сдачу.

— Вы не беспокойтесь. — Старушка протянула мне запотевший стакан. — Танечка хорошо считает.

— Отличница?

— Когда пойдет в школу, обязательно будет.

Уже спускаясь в метро, я вдруг понял причину такого чудесного с утра настроения. Вчерашние трое. Я не садист и не Фредди Крюгер, просто я принимал присягу и обещал защищать свой народ от всякого рода нечисти. Вот вчера и защитил. Новости разносятся быстро, я не думаю, что в ближайшее время какая-нибудь шпана будет баловаться в этом районе. Глядишь, и та старушка с внучкой спокойно дойдут вечером после работы домой и ни одна сволочь не остановит их сообщением, что Христос велел делиться…

Фима есть Фима, за прошедшие неполные сутки он умудрился накопать достаточно, чтобы стало более-менее понятно, в каком направлении работать дальше. Выражаясь фигурально, окружающий меня туман немного рассеялся, и мне стал виден жирный крысиный хвост. Оставалось только ухватиться за него, вытянуть на свет божий и глянуть, наконец, в глазки. Сегодня этим и займемся. Оставалось только пожалеть, что Грек уже давно не на моей стороне. Когда-то мы достаточно успешно работали в паре, дополняя друг друга: несколько уступая мне в искусстве перевоплощения, он всегда был неплохим аналитиком…

Около двух я был возле входа на территорию «Стали», и дежурный цербер от-кутюр бдительно сканировал взором мой пропуск.

— А этот гражданин? — строго проскрипел он.

Я посмотрел на него с прищуром, как Ленин на буржуазию.

— Какой формы мой пропуск?

— Форма 2А-1, — отрапортовал он.

— То есть я имею право круглосуточного прохода на территорию и лица, следующие со мной, проверке не подлежат?

— Так точно, — с огорчением признал он.

— Благодарю за службу, — отчеканил я, и мы прошли.

Мы, это, естественно, я и Гена Садко, тоже в прошлом притворщик, скромно одетый, неброской внешности субъект, с лицом, в обычной жизни похожим на мое тусклостью и размытостью черт.

Помнится, бывшая супруга часто попрекала меня этим. «Какой-то ты безликий», — часто говаривала она, особенно в последний год нашего невыразимого семейного счастья, перед тем как покинуть меня ради кого-то, по-настоящему яркого и броского. Эта же моя безликость приводила в восторг одну преподавательницу, обучавшую меня ремеслу перевоплощения. «У вас классическая актерская внешность, дружок, — любила говаривать она, раскуривая очередную „беломорину“. — Немного оттенить одни черты, и ты герой-любовник, другие — уже классический злодей». «А без грима?» — как-то полюбопытствовал я. «Без грима… А без грима, голубчик, ваше лицо сохраняется в памяти ровно пять секунд, потому что оно никакое», — честно ответила мадам. Помнится, по молодости этот факт меня даже слегка огорчал…

Сегодня мы с Геной вовсе не походили друг на друга, потому что я притворялся самим собой, а Гена… Во-первых, он сильно сутулился, отчего казался изрядно ниже меня ростом. Во-вторых, благодаря одежде на пару размеров больше, чем надо, он выглядел хилым и тщедушным. Образ канцелярской крысы венчали обширная лысина, редкие рыжеватые усишки и старомодные очки в роговой оправе с толстыми стеклами.

— Помнишь, о чем говорили? — спросил я на ступеньках, ведущих к входу в здание. — Будь позанудливее, попротивнее, что ли. И голос…

— Не извольте, ваша светлость, беспокоиться, — гнусным голосом прирожденного крючкотвора ответил он: И добавил уже моим собственным голосом: — Все будет «Кока-кола».

Следующие несколько часов я добросовестно давал стране угля. В выделенном нам кабинете Степанычева адъютанта Толмачева мы с Геной допрашивали личных охранников олигарха обо всем происшедшем на том злополучном приеме, о подробностях злодейского покушения и их, дуболомов, героизма и мастерства.

Как мне кажется, я удачно вошел в роль следователя-изувера бериевского разлива. Я надувал щеки, спрашивал-переспрашивал, подозревая всех абсолютно во всем. Гена удачно выступал у меня «на подтанцовке», гнусно хмыкая и переспрашивая по новой всех мной допрошенных. Под конец мы капитально достали этих ребят, настолько, что, когда я в очередной раз спросил, какими конкретно приемами неизвестный злодей разбрасывал их по всему пейзажу, они наперебой стали предлагать продемонстрировать это на нас. Для лучшего восприятия и глубокого понимания сути проблемы. Нам с большим трудом удалось убедить их этого не делать.

Несколько раз звонил Терехин, предлагал о чем-то срочно переговорить, и каждый раз я озабоченным голосом отвечал: «Позже», — и просил некоторое время меня не тревожить.

Отпустив последнего из озверевших от нашего изуверства охранников, я, продолжая бормотать что-то о «низком профессионализме» и «недостатке общей дисциплины», проверил кабинет на наличие «клопов» и совершенно не был удивлен, их не обнаружив. Приборов видеонаблюдения тоже не отмечалось. Интересно…