у них день приемов. Они приглашают людей, при общении с которыми муж и жена приходят к новым идеям по их бизнесу — издательского центра, основной деятельности двоих. (Он из тех, что не любит, когда о нем часто говорят, поэтому, когда я приглашал всех своих коллег в новый коттедж, он, подавая Милане похвалу о ее стихах, сообщил, что через друга свяжется со знакомым издателем, которым он же и является). И я время от времени попадал на такие интеллигентские сборы, набираясь незаменимой информации о бизнесе. «Попадал не один, а с Беллой, которую и не интересовали беседы, в которых они ничего не смыслила, зато ей по нраву приходились дети, то и дело уводящие её в собственную игровую комнату». Николас один из немногих в моей команде профессионалов, кому полноценно можно перепоручить часть работы и быть уверенным, что этот человек сделает её качественно. И даже то, что многие члены команды уже уехали в Нью-Йорк продолжать работу, мы с Николасом и еще несколько коллег остались в столице до поры, пока не сотворим намеченное. А в планах у нас — несколько важных мероприятий, которые с грядущего дня следует вводить в действие.

Питер знаком с Николасом еще со времен, когда он начинал свою писательскую деятельность и периодически с ним сотрудничает.

Николас, присев, спрашивает:

— Джексон, во-первых, с возращением. Как прошел твой мини-отпуск? Как Италия?

Я не говорил ему подробностей, но и не скрывал, что улетаю в Милан, так как в случае непредвиденных обстоятельств, он мой первый главный заместитель. Николас редко допрашивает, но он не сплетник и ему я доверяю.

— Италия чудесна! Хотелось бы подольше, но работа есть работа…

Он докладывает то негативное обращение, которое поступило к нам в мадридский филиал, прозванный анонимом сектантским объединением.

«Помимо того, ты собирался с Брендоном объясниться, ты забыл?» — припоминаю и чернота заполняет все пространство души. Другого варианта как ясно и без агрессии донести ему еще раз свои мысли и раскрыть сердце — нет. Как же убедить Брендона отказаться от запуска в жизнь той бумажки, что я в неясном, завладевшем мною порыве подписал? Решив отвлечься ото всего, что предстоит мне сделать, я и предложил Милане съездить куда-нибудь, но она в чем-то права — оттягивать момент разговора — сильнее развивать вихрь внутри себя. Беспорядочность, какая-то неопределенность в моей душе. Надо мной нависли черные тучи и чем глубже я вдумываюсь, тем нахожу положение дел чудовищным.

— Джексон, что скажешь? Угрозы этого инкогнито меня не то, чтобы испугали, но заставили напрячься, ибо он, ну или она, намерен их размножить. Мы только открыли филиал в Испании. Проблем с тем, чтобы к нам не приходили студенты, не хотелось бы иметь. И статистика показывает, что поток малый… Но, если взглянуть с другого вектора, то у нас три волны поступающих и пока длится еще первая волна. И вдобавок, новый пиар-специалист, Аделина дорабатывает концепцию по поиску новых каналов общения с инвесторами, партнерами. Сегодня-завтра пришлет письмо, я тебе его сразу же перенаправлю. Джексон, и все же, не хочу вмешиваться в твои дела, но принимать ее на работу, находясь в командировке в Италии, не совсем логично. Ты не общался с ней вживую… — В ту минуту мы были с Миланой на дефиле и целью этой поездки было помириться с ней, а не пропадать в телефоне по работе.

— Николас! — прерываю я его размышления и остро бросаю, сам того не контролируя: — Я все держу под надзором. Сторонних и некомпетентных людей нет и быть не может в моем бизнесе! По отзывам от других людей она достаточно подходит на эту должность. А без критики и непрошенных комментариев никуда не деться. Ты думаешь такие обращения не поступают в Нью-Йорке? Там их пруд пруди. Всегда есть те, кто нам завидует. Мы быстрорастущая компания и в сравнении с другими образовательными направлениями занимаем лидирующие места два года подряд.

— Ну что ж, твоя правда.

В этот момент Аделина высылает ему свои разработки и, открыв электронный документ, он принимается читать вслух и истолковывать со своей стороны, одобряя подобранные ею методики.

Решив записать пару из них на бумаге, я выдвигаю ящик и, взяв ручку, подмечаю посторонний предмет — небесно-голубую коробочку небольшого размера, на которой написано:

Я не знала, что подарить тому, у кого всё есть и решила подарить тебе звёзды. Это ночник «Вселенная на ладони». Ты можешь зажигать его каждый раз, когда звезды в твоей душе погаснут, рассыпавшись с грохотом на землю, и взирать до тех пор, пока не почувствуешь тепло в своей груди…

С любовью, твоя Милана.

Не в силах противостоять улыбке, я озаряюсь будто лучом света и таю, как облако. Она не знает, что я люблю её больше всего на свете.

— Джексон, каким будет твой ответ? Продвигаем ее механизмы? — Он заканчивает читать, а я не перестаю думать о том, как бы хотел прижать её к себе в это мгновение и никогда, никогда не отпускать от себя ни на шаг.

— Продвигаем, — машинально отвечаю я и мечтательным взглядом ворошу в памяти, как зайдя в кабинет, тридцать минут назад застал этого ангела за общением с цветком. «Доброта спасет мир». С ней я понял, что и у меня есть душа.

— Джексон, замечу, что ты явно несосредоточен на работе, если тебя что-то заботит, то…

— Нет-нет, думаю о том, что…

Он не дожидается моего ответа:

— Расскажешь?

— Что? — Улыбка не стирается с моего лица.

— Что случилось?! — Он тоже улыбается. — В тебе что-то изменилось.

— Когда-нибудь я скажу, но не сейчас.

— Хорошо. Будь по-твоему. Так, утверждаем? — указывает на средства, отмеченные пиар-специалистом.

— Утверждаем. Можешь не пересылать мне.

— Я передам ей. Побежал. На связи.

И попрощавшись с ним, я бегу к своей любимой звезде, со вселенной в руках.

* * *

Через окна мне видится любимая, стоящая у моей машины и пишущая что-то в своем дневнике. Улыбнувшись, я мчусь к ней, сбивая всех проходящих через турникет у входа в бизнес-центр. С нечеловеческой силой я рывком обхватываю и привлекаю это хрупкое тельце к себе.

— Спасибо, любимая, спасибо за звезды!

— Ты видел? Ты уже видел? А ты включал их? И как тебе освещение? В механизме семь режимов. Ты все попробовал? Всё работает? Ты разглядел планеты? — Девичьи речи проникают в мои уши. Вместо слов я так плотно придавливаю к себе этого ангела, что она лепечет смеющимся голоском:

— Мне больно-больно, любимый. Почему не отвечаешь?

Но я не воспринимаю