Глава 16

Владимир с конца ноября1941 начал работать на Курском вокзале, из Москвы продолжалась эвакуация больных и слабых жителей, детей, подальше на юг. Просматривая списки, Владимир увидел знакомую фамилию — Синеглазов Артем, девять лет и рядом была просьба на сопровождающего — Синеглазова Анна, мать. Они все в городе? Он испугался, попросил заняться ими своего помощника, подальше решил держаться от всей этой семейки.

Мачеха вбежала в квартиру.

— Лизочка, девочка, ты можешь себе представить, начальник станции твой Владимир, он оказывается после ранения комиссовался и работает сейчас начальником Курского вокзала. Вот это удача! Лиза, ты должна скорее пойти к нему, он не откажет нам, конечно, что ему стоит, он оформит мне пропуск.

— Он ранен? Сильно? — испугано спросила Лиза.

— Какая разница, наверное, сильно раз комиссовали. Давай одевайся поскорее.

— Я не могу пойти, что я скажу? — испугалась Лиза.

— Ничего не говори просто попроси за меня. Думаю, он обрадуется, как тебя увидит.

— У тебя все средства хороши. Чему он обрадуется? — противилась Лиза.

Но спорить было бесполезно, мачеха кричала и плакала, что Артем умрет этой зимой, а мы будем смотреть на это. Лиза пошла на вокзал.

Владимир сидел, согнувшись — болело все тело, не только позвоночник. Его последнее время начали посещать мысли о бессмысленности такого существования: впереди никакого просвета, раны были неизлечимые, он калека, без Лизы он жить не хотел — так зачем все эти постоянные мучения? Сидел с горестными мыслями, смотря в окно, увидел подходившую к зданию худощавую девушку. Всмотрелся — Лиза. Вдруг почувствовал, как что-то внутри взорвалось и разлетелось на множество брызг.

— Она здесь? — воскликнул вслух. — в Москве оказывается, не уехала? Зачем она интересно пришла? Ну, конечно, по вопросу эвакуации, зачем к нему толпами ходят напуганные, измученные, уставшие люди. Помочь всем он не мог, у каждого была своя история, своя правда, своя трагедия.

Лиза зашла в кабинет растерянная, дико смущенная. Перед ней за столом сидел Владимир, исхудавший, бледный, очень уставший и больной. Лизу как колом ударило в грудь и пошатнуло.

— Что вы хотите? — спросил Владимир, не глядя на Лизу.

— Можно ли…, хотела узнать…, можно ли оформить разрешение на сопровождение моего брата его матери, он больной слабый ребенок и не сможет сам доехать до Ташкента.

— Нет, все места распределены, порядок есть порядок, его нарушать нельзя.

— Нельзя? — еле слышно переспросила Лиза, — аа.

Повернулась и быстро выскочила из комнаты, побежала по улице, добежала до пустующего здания, спряталась за стену от прохожих, слезы обиды душили ее: «Он не узнал меня что ли?».

И она зарыдала от обиды, от неразделенной любви, из-за войны, и прочих бед, которые свалились на нее. Проплакала с полчаса, нужно идти домой, пошла, пряча заплаканные глаза от прохожих. Мачеха встретила ее на пороге.

— Ты чего такая растрепанная, ты достала пропуск?

— Нет, не положено.

— Да ты что! Да как ты могла вернуться без пропуска! — закричала мачеха.

— А как я его должна была силой выбивать, я не умею, — ответила расстроенная Лиза.

— Ты что не могла попросить понастойчивее? — продолжала та громко кричать.

— Он меня не узнал, — тихо сказала Лиза.

— Как не узнал? А где ж любовь его?

— Не было ничего, а сейчас вообще забыл, а может не захотел узнавать, — тихо ответила Лиза.

— Пойди и напомни о себе. Я должна уехать отсюда. Или мне самой пойти к нему? — требовала мачеха.

— Иди куда хочешь, оставь меня в покое, — сказала Лиза и ушла в свою коморку.

Владимир смотрел с тоской на выбегающую из кабинета Лизу. Сам не понял почему он так сухо вел себя с ней. Он был весь искалеченный и не хотел, чтобы она видела его таким — вот и все. Он уже почти смирился, что ее нет рядом и тут опять увидел — и в душе снова заполыхало, завыло, закричало.

Владимир полчаса боролся с собой, потом быстро схватил ручку и подписал разрешение на сопровождение мачехе Синеглазовой — он решил выдворить ее из Москвы таким мирным способом. Через почтальона отправил разрешение к ним домой. Лиза сидела грустная в темной комнате, ни о чем не думала, вбежала мачеха: «Принесли пропуск, мы уезжаем завтра».

— Наверное, появилось место вот Вам и принесли.

Собрали вещи и уехали. Лиза провожала их, стояла на перроне долго, не хотела идти домой в пустую огромную квартиру, которая, наконец, была предоставлена ей в полное распоряжение.

Лизе нужно было устраиваться на работу, деньги заканчивались, в магазинах все давала по карточкам, наступили морозы, и она даже не представляла, как быть дальше.

Все мысли Владимира были только о ней. Он звонил Лизе по нескольку раз в день, но к телефону никто не подходил. «Может уехала куда-нибудь к родне или ушла жить к друзьям», — недоумевал Владимир. Он ведь не знал, как она жила последнее время.

У Владимира был приятель Ленька четырнадцати лет — хороший, смекалистый, мудрый не по годам мальчик, жил с дедом здесь на вокзале — их квартиру разбомбило еще в первый день бомбежки. Владимир поручил ему все разузнать про Лизу, дал ему денег на всякий случай и адрес девушки.

Ленька за день все и разузнал: живет одна в огромной профессорской квартире, все время дома, почти никуда не выходит, только иногда в местный ларек за продуктами.

— Да она ничего не умеет, по-моему, — по-хозяйски заявил он. — Ей в магазине подсунули мятую банку консервов, так она молча и взяла ее, пришлось поскандалить. Нет, она сама не выживет, надо ее пристроить куда-нибудь, — точно был уверен он.

— Ну, значит пристроим, — согласился Владимир.

В квартире было холодно, буржуйку, которую установила мачеха, топить было нечем, дрова закончились, а книги — изумительные тома русских и зарубежных авторов она никогда бы не посмела сунуть в печь. Мачеха оставила ей кое-какие припасы: баночку сушенного молока, чай, сахар, макароны, подсолнечное масло, но вода, которую Лиза принесла вчера она случайно разлила, опрокинув ведро, идти снова за водой она не захотела. Неделю назад при обстреле взорвалась бомба возле Центрального телеграфа, повредив водопроводную трубу и телефонный кабель по всей улице. Встала утром, прошлась по квартире, замерла возле телефона, сняла трубку — только щелчки, телефон по-прежнему не работал. Заплакала, собрала все теплые одеяла в доме, укрылась ими с головой и легла спать.

Сколько спала не помнит, проснулась от звонка в дверь. Лиза не пошевелилась, пусть звонят. Звонили долго и настойчиво. Вдруг телеграмма от мачехи, встала и, завернувшись в одеяло,