Я только за.

Закрыть мэра и отдавать ему приказы? Вдвойне за.

Этот ублюдок убил невинного ребенка, Кэролайн не должна была умереть, но он, пытаясь прикрыть свою жопу, убил девочку. Уверена, мэр не думал, что когда-нибудь увидит меня вновь. Из Ристалища практически невозможно было выйти, а тем более сбежать.

Вы вошли недалеко от моего дома, в котором я жила, кажется, целую жизнь назад. Слева находилось кладбище, меня тянуло сходить туда и поздороваться с Мэри, но сейчас точно было неподходящее время. Хотелось скрыться с улицы, как можно скорее.

– Нужно спрятать рюкзак, – сказал Гаррет, убирая чудо-прибор, который в силах открывать проходы через поле купола.

– Я жила тут недалеко, можем проверить, если никто не занял квартиру, то спрячем рюкзак там, – предложила я, озираясь по сторонам.

– Отлично, показывай. Не будем лишний раз прогуливаться по Сектору с взрывчаткой в руках. Мало ли что.

Судя по влажности земли, недавно был дождь, хотя за пределами купола сухо и более тепло. Синт выглядел мертвым несмотря на то, что даже по окраине прохаживались люди. Их головы были опущены, руки безвольно болтались, ноги шаркали, практически не отрываясь от земли. Смотря на них, я чувствовала боль, в груди жгло и ныло. Жизнь ради нищенского существования. Я ведь была точно такой же. Существовала только с мыслями о том, чтобы не наложить на себя руки. Горечь такого существования осела на кончике языка. А моя семья другой жизни и не видела. Не зря все же Мэри верила в мамины сказки, Центр Столицы вполне походил на волшебное царство с изобилием еды и красивых одежд. Синт же был и остается дном.

– Нам нужно добраться до того здания, – сказала я, указав на свечу в сто этажей.

– Буду рад побывать у тебя в гостях.

Мы пошли, вдыхая вонь Синта. Кожа зудела, хотелось стереть с себя воспоминания об этих закоулках, сколько раз я прохаживалась по ним? Не счесть. Но была уверена, что больше никогда их не увижу. И была бы этому рада, хороших воспоминаний практически не осталось. Оно и к лучшему, я бы вообще хотела стереть себе память и обнулить жизнь. Начать с чистого листа. Жаль, что это невозможно.

Мимо проходили люди, всего мы встретили семерых, и ни один из них не посмотрел на нас, даже не поднял взгляда. Еще троих мы увидели в канавах.

– Живые, – сказал Гаррет, когда увидел двоих, мужчину и женщину. Он был со спущенными штанами, а она воткнута лицом в землю. – Слышу их сердце. Мужику осталось недолго.

– Скорее всего они под синтетиком, – объяснила я.

– Не берегут они себя.

Мы дошли до свечи, и я подняла голову вверх, на лицо упали первые капли дождя. Смахнув их, я ступила под обшарпанный козырек. Стоило нам войти в здание, как Гаррет спросил:

– Мне не стоит надеяться на лифт и консьержа?

– На лифт нет, на второе можешь надеяться, я не знаю, что это такое.

– На какой этаж?

– На сорок третий.

– Теперь понятно, почему у тебя подтянутая фигура.

– Это от былого голода, а не от ступеней.

Поднимались мы в полнейшем молчании, я шла настороженно, боялась, что кто-то может выйти из квартир и заметить нас, поднять переполох. Это было маловероятным, но нервозность никто не отменял. Мы дошли до нужной двери, я устала и запыхалась, жизнь взаперти дала свои плоды, я стала слабее, и показали мне это чертовы ступени. Гаррет был все так же бодр, аж бесил этим. Я приложила ухо к тонкому полотну, Гаррет сделал то же самое. Наши лица оказались слишком близко друг к другу.

– Я ничего не слышу, – прошептала я, смотря в его зеленые глаза.

Он ответил мне аналогичным шепотом:

– Потому что там никого нет. А если и есть, то он мертв.

– Мог сразу сказать.

– Мог.

Я толкнула дверь, и она со скрипом открылась. Щелкнув выключателем, обнаружила, что света в квартирке не было. Гаррет прошел по комнате и поднял биту, осмотрелся по сторонам.

– У тебя тут минималистично.

– Уж как есть.

Я нашла почти сгоревшую свечу, Гаррет зажег ее и поставил на холодильник, дверца тут же открылась и показала нам пустые полки.

На улице разразилась ужасная погода. Дождь лил так же, как в день похорон жены мэра. Мы решили не идти по такой погоде, потому что это было бы подозрительно. Еще не время смены, значит на улицах будет не так много народу, а те, кто ходят по такой погоде, явно задумали что-то противозаконное. Но мы могли нарваться на блюстителей, а нам это не надо. Сидя на кровати, я смотрела на Гаррета, он аккуратно доставал из рюкзака взрывчатку и складывал ее на пол рядом с собой. Его движения были медленными и аккуратными. Пламя свечи играло на его лице.

– Спрашивай, – сказал он, не смотря на меня.

– С чего ты решил, что я хотела что-то спросить?

– Ну не просто же ты решила на меня пялиться, – сказал Гаррет и посмотрел на меня. – Думаю, жениху это не понравится.

– Никакой он мне не жених, – вздохнув сказала я.

Гаррет приподнял брови.

– Милые бранятся, и это было бы мило, если бы на месте Чапмена был другой экземпляр.

– Нет в этом ничего милого.

Гаррет разложил взрывчатку и, устроившись на полу, сложил руки на коленях.

– Если хочешь, можешь рассказать, – предложил он.

Мне действительно хотелось поговорить об этом с кем-нибудь, кроме Чейза. Он был заинтересован, а Гаррет – нет. Но и вываливать все это на постороннего человека я не хотела. Сама разберусь, решила я, но вслух все же сказала:

– Я не сильна в отношениях, думаю, это вообще не мое.

– Зря ты так думаешь.

– Почему?

– Одиночество бывает необходимым, но если оно постоянное, то это ад. Поверь, я знаю, о чем говорю.

Я смотрела в его глаза в полумраке.

– Ты одинок, – сказала я, без тени вопроса.

– Уже привык и тебе этого не желаю.

– Почему? Ты меня вообще не знаешь.

– Я уже говорил.

– Все из-за схожести внешности с Джо? – Почему-то мне было неприятно спрашивать об этом. Я ни чей-то клон или двойник.

– Изначально, да. Когда я очнулся, а меня окружали одни имбицилы, которые пытались объяснить мне, что я проспал триста лет, ты была единственной, за что зацепился мой взгляд. Ты напоминала мне о прошлом. С тобой было легко разговаривать. Остальные из вашей компании мне не понравились.

– Потому что ты не пытался меня вывести, как остальных, – напомнила я.

– Возможно. – Гаррет пожал плечами. – Потом я узнал, что все