Почему у нее не получается жить так, как живут другие женщины? Елизавета любила флиртовать, любила мужское внимание. Тогда что мешает? Почему она не может оставить в прошлом все ужасы, терзавшие ее неокрепшую душу? Действительно ли они так глубоко укоренились в ней? Если да, ее положение безнадежно. Она будет обрывать верхушки, но так и не доберется до корней.

Хватит терзать себя мыслями. Хватит думать о том, чего она не в силах преодолеть.

Сон по-прежнему ускользал, и Елизавета изменила направление мыслей. Стала думать о том, действительно ли мать любила отца? Бог свидетель, Генрих Восьмой добивался любви Анны. Не давал ей проходу. Чтобы жениться на ней, он даже порвал с церковной властью Рима. Эти мысли привели к вопросу, который Елизавета задавала себе многократно: как король мог подписать смертный приговор ее матери и отправить Анну на эшафот? Такое могло случиться лишь по одной причине: отец попался на уловки врагов матери. Это Елизавета слышала от Кэт и других. Ее отца и мать предали. Они оба стали жертвами чудовищного и гнусного заговора.

Неужели она так и не сможет восстановить доброе имя своей матери? Если отыщутся доказательства того, что Анна не была прелюбодейкой, не вступала в кровосмесительные связи и не затевала государственного переворота, тогда Елизавета сможет убедить своих советников подготовить документы об официальной реабилитации Анны Болейн.

Когда первые лучи рассвета коснулись стен спящего дворца, Елизавета знала, как ей действовать.

Утро королева, по обыкновению, начала с молитвы. Молилась она на коленях, стоя на мягкой скамеечке, потому что пол был слишком холодным. Молитвенную комнату украшали золотистые шпалеры. Затем королева прошла в свой кабинет, убранный с тем же великолепием, и послала за Робертом. Она держалась уверенно и властно. Сейчас в ее облике не было и следа смятенной Бесс, что глубокой ночью поверяла Роберту свои постыдные тайны.

– Роберт, Глаза мои, у меня к тебе есть важное поручение, которое я не желаю доверять больше никому, – начала она.

Роберт, несколько смущенный ее решительным видом, даже обрадовался.

– Отправляйся в Тауэр. У них там есть особая башня, где хранятся документы о государственных преступлениях. Мне нужно, чтобы ты принес мне оттуда все, что связано с моей матерью, королевой Анной.

– Бесс, а благоразумно ли это? – хмуря брови, спросил Роберт. – Обвинения, выдвигавшиеся против нее, и показания свидетелей могут тебя очень опечалить. Помнится, твои советники настоятельно рекомендовали тебе не ворошить прошлое. В этом я с ними согласен.

– Роберт, если бы у тебя была возможность восстановить доброе имя твоего отца, ты воспользовался бы ею?

– Разумеется. Но я знаю, что мои усилия кончились бы ничем. Преступления моего отца были слишком широко известны. Он делал все возможное, чтобы свергнуть королеву Марию. Этого никто не сможет отрицать.

– Да. Здесь мои руки связаны, и я, к сожалению, ничем не могу тебе помочь, – вздохнула Елизавета. – Но так называемые преступления моей матери совершались втайне. Даже тогда многие сомневались в ее виновности. Я хочу собственными глазами увидеть, на чем строилось обвинение. Если я не смогу очистить имя матери от клеветы, то хотя бы уберу из своей души сомнения и противоречия.

– В таком случае я немедленно отправляюсь в Тауэр, – сдался Роберт. – Но потом не говори, что я тебя не предупреждал.

– Спасибо, мои Глаза, – улыбнулась Елизавета. – Пока ты не ушел, хочу тебе кое-что сказать. Я решила отвергнуть предложение эрцгерцога Карла. Я напишу императору и сообщу о том, что предпочитаю оставаться незамужней. Если ты увидишь, что я чрезмерно расточаю любезности барону Брейнеру, это всего лишь подслащивание пилюли.

«И какое-то время ты сумеешь морочить бедняге голову, намекая, что можешь передумать». – С этой мыслью Роберт поклонился королеве и отправился седлать лошадь.

Когда он ушел, Елизавета позвала Кэт, и они отправились прогуляться по саду. Поскольку королева увела свою камер-фрау далеко вперед, фрейлины оказались на почтительном расстоянии и досадовали, что ничего не услышат.

– Кэт, я с детства слышала, что мои родители поженились не сразу. Отец несколько лет ухаживал за матерью. Удивительно, как ей удавалось сохранить интерес короля к своей персоне? Какие женские секреты она применяла?

Бывшая гувернантка смерила ее взглядом:

– Куда ты клонишь, Бесс? Тебе нужен совет, как удержать интерес лорда Роберта? Сдается мне, ты не нуждаешься в подобных советах!

– Кэт, ты слишком много себе позволяешь! – заливаясь краской, воскликнула Елизавета.

– А ты, Бесс, приветствуешь искренность, только когда тебя это устраивает, – нахмурилась Кэт. – Если я и глажу тебя против шерсти, то для твоего же блага, радость моя. Твое окружение никогда тебе этого не скажет. Так что не вороти нос и отнесись внимательно к моим словам. И прошу тебя, будь очень осторожна во всем, что касается лорда Роберта.

Елизавета была готова рассердиться, но мысленно себя одернула. Что за детские капризы?

– Прости меня, Кэт, – сказала она, беря камер-фрау под руку. – Я знаю, что тобой движет забота о моем благе. Но я все-таки хочу услышать о своей матери. Ее опыт мог бы мне пригодиться в брачной игре, которую я веду. И речь вовсе не о Роберте Дадли.

Кэт облегченно улыбнулась:

– Да, многие думали, будто твоей матери удавалось годами держать короля на расстоянии, но это не совсем так. Ее служанка рассказывала, что поначалу Анна действительно держала короля на расстоянии. Причина была простой: она не хотела становиться королевской любовницей. Но затем король надумал на ней жениться и сам решил держаться в стороне. По правде говоря, он опасался скандала.

– Вот это мне понятно, – кивнула Елизавета. – Но как им удавалось поддерживать пламя взаимного интереса?

– Кто знает, как ведут себя мужчина и женщина, оставшись наедине.

– Может, вся причина в том, что они не торопились достичь… известного момента? – предположила Елизавета.

Ей очень хотелось, чтобы ее предположение оказалось верным.

Кэт с любопытством посмотрела на свою бывшую воспитанницу.

«Вот, значит, до чего у вас дошло», – подумала она.

Роберт принес королеве связку пожелтевших бумаг.

– Это мне достали из «мешка секретов», – пояснил он. – Так называется место, где хранятся бумаги о государственных преступлениях. Вообще-то, там черт ногу сломит, но все, о чем ты просила, мне нашли довольно быстро.

– Спасибо тебе, мои Глаза, – сказала Елизавета и выжидательно замолчала.

Эти бумаги она должна читать одна. Быстро догадавшись о ее желании, Роберт откланялся и ушел.

Елизавета развязала ленту. Она почему-то думала, что бумаг окажется больше. Скрепя сердце взяла самую верхнюю. Это был обвинительный акт. Елизавета знала, с чем столкнется, читая его, однако все равно стало не по себе. Обвинения в прелюбодеянии с несколькими мужчинами. Обвинение в кровосмесительной связи с братом. Оказывается, Анна соблазнила брата, «засунув свой язык ему в рот». Откуда обвинители это знали? Дальше шли обвинения в заговоре с целью умертвить короля. Все выглядело так, будто Анна, которая не пользовалась особым влиянием (это необходимо помнить), задумала убийство единственного человека, способного защитить ее от врагов! Абсурд! Но этот абсурд излагался во всех тошнотворных подробностях. Над подобными измышлениями можно было бы просто посмеяться, если бы они не имели столь трагических последствий. Кромвель потратил немало сил и прибегнул ко множеству ухищрений, чтобы слепить обвинение и очернить Анну.