— Нет. Он, конечно, прикасался к ним и жестоко наказывал, если дети осмеливались, пусть даже робко, протестовать. С мальчиками, не достигшими восьмилетнего возраста, он ничего больше не делал. Он берет к себе маленьких детей и старается выдрессировать их определенным образом. Постоянно трогает их, причем прикосновения его становятся все интимнее, и если ребенок противится ему, его жестоко наказывают. Все нацелено на то, чтобы мальчики, когда достигнут подходящего, по мнению Родерика, возраста, подчинились ему без возражений. С некоторыми это срабатывало, но не со всеми.

— Похоже на то, как дрессируют собак, — прошептала Элис, сокрушенно покачав головой.

— Родерик очень ловко умеет найти слабое вместо своей жертвы, разнюхать, чего больше всего боится тот или иной человек. В большинстве случаев у ребенка это выпытать нетрудно. И как только ему это удается, он доводит того или иного человека до такого состояния, что тот готов на все, только бы этот негодяй перестал его мучить. Но Родерик так и не узнал, чего больше всего боится Каллум. Тот держался изо всех сил. Желание сломать бедного мальчика превратилось для Родерика в своего рода наваждение. Именно поэтому мне так долго не удавалось освободить Каллума. С него не спускали глаз по той простой причине, что, как было известно Родерику, Каллум несколько раз пытался сбежать. И чем старше становился Каллум, тем чаще желание сбежать превращалось в порыв нанести ответный удар.

— Удивительно, что он не попытался использовать вас, миледи, для того, чтобы сломать мальчика.

Кирсти вздохнула:

— Он пытался, как раз незадолго до того, как мне удалось вызволить Каллума. Мы догадывались, что он не оставит меня в покое. И я взяла с Каллума клятву, что он будет держаться, что бы ни произошло. И он сдержал клятву. Родерик трижды пытался сломать мальчика, используя меня, но Каллум не поддался. Необходимо было его срочно освободить. Родерик кипел от ярости и решил, что пришло время избавиться от Каллума.

Элис снова покачала головой:

— Вот и слышу я каждое слою, что вы говорите, и верю вам, а все же как-то в голове у меня это не укладывается.

— Знаю — тоже не могла в это поверить. Что ж, ваши мальчики не так уж пострадали. А Каллум, хотя и не забудет того, что пришлось пережить, может оправиться.

— Да. Он очень сильный мальчик и духом, и разумом, и телом. И потом, он с вами.

— Ах, я, конечно, оставлю его при себе, но, похоже, у него есть семья, которая с радостью его примет.

— Да. Это Макмилланы. Едва только их имя упомянули, как я сразу обо всем догадалась. Но это не важно, если даже он станет жить с ними. Он всегда будет готов вернуться к вам и встать на вашу защиту. Вы ведь знаете обо всем, что случилось с ним, и все равно любите его, с самого начала любили. Вы претерпели страдания ради него и освободили его от неволи, рискуя собственной жизнью. Нет, Каллум навеки ваш. Мойра и Робби вольны выбирать, но, думаю, они тоже ваши. Хотя, если бы Мойре пришлось выбирать прямо сейчас, она выбрала бы нашего Пейтона.

— Конечно, как и все прочие особы женского пола. — Кирсти только слабо улыбнулась в ответ на смех Элис. — И еще одно — прежде чем я пойду беседовать с остальными детьми, попытайтесь уговорить мальчиков рассказать вам, что делал с ними Родерик. Думаю, если вам удастся выяснить, как он наказывал их, разузнав про их тайные страхи, это пойдет на пользу делу. Даст возможность избежать многих неприятностей — ведь вы с Йеном можете разбудить в них эти страхи и воспоминания о мучениях невольно, случайным словом или поступком.

— Так и сделаю. Они еще маленькие, и все дурные воспоминания вполне могут изгладиться из их памяти, но мы с Йеном можем, сами того не желая, растревожить их. Идите же. Поговорите с остальными. Я знаю, вы все им объясните правильно.

Однако, когда Кирсти немного погодя оказалась лицом к лицу с Каллумом, Мойрой и Робби, она уже не чувствовала прежней уверенности. Дело кончилось тем, что она повторила все то, что говорил Йен. Ожидая их реакции на новость, которую она им только что сообщила, она внимательно вглядывалась в их лица, но на этих лицах не было и следа огорчения или обиды.

— Что до меня, то я не слишком удивлен, — заявил Каллум, а младшие дети согласно закивали. — Эта троица давно уже льнет к Крошке Элис. Я было подумал, что они вертятся возле нее из-за еды, но потом понял, что не в этом дело.

— Но вы поняли, что Йен и Элис возьмут и вас тоже, если вы захотите? — напомнила Кирсти.

— Да, конечно. Но нам, думаю, стоит сначала просто пожить спокойно — в тепле, наедаясь до отвала, отсыпаясь на мягких постелях. В безопасности — ведь мы никогда прежде не жил» в таком надежном укрытии. — Каллум бросил взгляд на младших детей, и они торопливо залепетали, что полностью согласны с ним.

Когда появились Дэвид, Алан и Уильям и, перебивая друг друга, принялись рассказывать свою новость друзьям, Кирсти едва сдержала слезы. Вот трое из ее оборвышей-беспризорников обрели надежды на лучезарное будущее и семью, которая будет их ласкать и любить. Но в остальных детях она видела только ответную радость и знала, что ни обиды, ни ревность не омрачат их отношений. Но ее все же беспокоил вопрос: а что Робби, Мойра и Каллум ждут от будущего? Судя по всему, в данный момент они вполне были довольны жизнью, но, когда с Родериком будет покончено, придется решать что-то и с ними. Если они думают, что и она, и они будут в дальнейшем жить в доме Пейтона, то ей придется разочаровать их. Пейтон — избранный ею рыцарь, защитник, и не более того, и как только он успешно справится со своей задачей и грозящая им опасность исчезнет, Пейтон навсегда уйдет из ее жизни.

Эта мысль тяготила ее. К тому времени, когда она удалилась в свою спальню, ей казалось, что холод пробрал ее до мозга костей; Она очень сомневалась, что в приготовленной для нее горячей ванне она сможет согреться. Кирсти наконец призналась себе, что, точно так же, как дети, не заглядывала в будущее и не думала о том, чем все это кончится. Она прижилась в доме Пейтона, вместе с ним разрабатывала планы, нацеленные на уничтожение Родерика, но не задумывалась о том, что рано или поздно им придется расстаться.

Она положила руку на сердце, словно пытаясь оградить его от боли. Внезапно ей стало совершенно ясно, что, хотя она успешно пресекла все попытки Пейтона затащить ее в постель, помешать ему завоевать ее сердце ей не удалось. Какое безрассудство, подумала она, и вздохнула. Такой мужчина, как Пейтон, не для нее, смешно даже думать об этом. Но она влюбилась в него. И это неопровержимый факт. Единственное, что в такой ситуации можно сделать, — это не выставить себя перед всеми непроходимой дурой.

Впрочем, нет, подумала она, можно сделать кое-что еще. Кирсти направилась к сундуку, полному женской одежды у который давно уже перенесли в ее комнату. Минуту спустя она уже сжимала в руках то, что искала, — ночную рубашку. Кирсти залилась румянцем. Рубашка из тончайшего, почти прозрачного полотна была отделана шелковыми лентами и кружевом. Очевидно, одна из родственниц Пейтона изо всех сил старалась соблазнительно выглядеть в глазах мужа.