Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Их могут осудить за содомию, – прошептал он. – Подобного рода любовь – великий грех.
– Ты прав. Но Нуну сказал мне, что их вдобавок обвиняют в колдовстве.
– Сегодня кого только не обвиняют в колдовстве, – покачал головой Витус. – А кто это – Нуну?
– О, это колосс! Бык в облике человеческом, которого злая судьбина определила в надсмотрщики. Силы он необыкновенной, но глуп как пробка – не такое уж редкое сочетание качеств. Вдобавок он хром. Его подручный, которого все зовут Крысой, говорит, будто у Нину на одной ноге свищ – чуть-чуть повыше лодыжки дыра, которая никак не затягивается. Единственное, что Нуну говорит по этому поводу: «Ну-ну, ничего тут не поделаешь. Не зарастает, и все». Поэтому его и прозвали Нуну.
Тут магистр Гарсия скривился и зажал пальцами нос, потому что один из заключенных как раз испражнялся над дыркой.
Витус отвернулся, пытаясь пореже вдыхать воздух. Ситуация действительно из рук вон: рядом с ним задыхающийся магистр, а чуть поодаль препротивные звуки, сопровождающие опорожнение кишечника.
– Побудешь здесь несколько дней, – зашептал у него над ухом маленький ученый, – будешь относиться к этой вони как к чему-то ниспосланному свыше. А если кто-нибудь оставит камеру, мы сможем отодвинуться от этой премерзкой дыры подальше. – Его всего затрясло. – У нас ведь как заведено: новеньким и тем, кто послабее, место у отхожего места.
– Но ведь ты сидишь совсем рядом, хотя ты не из новеньких! И ты ведь не из самых слабых, правда?
Маленький ученый рассмеялся:
– Может быть. Но я всегда очень сочувствовал слабейшим.
Около полудня магистр неожиданно резко повернулся к двери.
– Шаркающие шаги! Это, наверное, Нуну! – объявил он.
В замке повернулся ключ, дверь со скрипом открылась, и в проеме ее появилась огромных размеров фигура.
Витус никогда еще не видел такого человека. Ноги у него как столбы, а туловище – будто огромных размеров куб. На туловище посажена крупная голова, на круглом лице – маленькие недоверчивые глазки, редкие волосы жирными прядями спадают на спину, рубашка с широким воротом вся в дырах, заношенные штаны с бахромой держатся на поясе с серебряной пряжкой. Все такое грязное, что можно было подумать, он сам просидел не один месяц в темнице.
– Вот ваша жратва! – голос Нуну был гулким, словно из пустой бочки.
Он поставил в центре камеры ведро с супом, два черпака с водой и деревянную миску с черствым хлебом, а затем не говоря больше ни слова, направился к двери.
– Постой! – воскликнул Витус.
Великан резко остановился, словно споткнулся.
– Меня зовут Витус. Я требую, чтобы меня немедленно отвели к начальнику тюрьмы!
– Заткнись!
Витус побелел от ярости.
– Ты не смеешь говорить со мной в таком тоне! Я...
– Заткнись, молокосос! – великан с поразительной быстротой развернулся и, рванув юношу за ворот облачения, попытался поднять его на ноги. Однако цепь ему помешала, и Витус клюнул его носом пониже пояса. Острый, вонючий запах мочи...
– Заткнись! – заорал великан в третий раз. И бросил заключенного на пол, словно мешок с луком. Несколько секунд спустя он исчез.
Витус заплакал.
Он плакал от злости, от стыда, от отчаяния. Старался всхлипывать потише, чтобы не потерять лица в присутствии остальных, но не получалось. Его плечи тряслись от рыданий.
Наконец Аманд, поднявшийся якобы затем, чтобы взять кусок сухого хлеба, остановился перед ним.
– Эй, парень!
Витус продолжал плакать. Аманд взял его за руку.
– Эй-эй! Видишь вот это? – он показал ему сухарь.
Витус против воли кивнул.
– Самый обыкновенный кусок хлеба. Сейчас я положу его на ладонь, вот видишь, так... Теперь ты возьми его, огляди со всех сторон и положи, где взял.
К чему все это? Ничего не понимая, Витус все же сделал, как было велено.
– Заметил ты что-нибудь в этом куске хлеба?
– Нет.
– Ладно, тогда смотри.
Аманд медленно поворачивал ладонь, пока большой палец не оказался на самом верху. К удивлению Витуса, сухарь не упал, а лежал, словно приклеенный. Его, правда, не было видно из-за тыльной стороны руки.
– Где он сейчас?
– У тебя на ладони, конечно!
Аманд молниеносно повернул руку – сухарь исчез. Он вытянул и другую руку – и на левой ладони ничего не было.
– Кто-то украл его! – с напускной досадой воскликнул Аманд. – По-моему, это сделал ты, Витус!
– Я? Я твоего сухаря не брал!
– Нет, взял, спорю, на что хочешь, – Аманд сладко улыбнулся, быстро наклонился, полез Витусу под ворот накидки – и сухарь снова оказался у него на ладони. – Вот, пожалуйста! – воскликнул он удовлетворенно. – Я был прав: ты как-то исхитрился украсть его у меня! Чудеса, да и только!
– Мое почтение! – Витус улыбнулся сквозь слезы. – И много ты таких фокусов знаешь?
– Хватит колдовать! – вмешался магистр Гарсия. – Раз хлеб нашли, давайте поедим!
Он взял большой черпак и принялся помешивать в ведре с супом.
– Мне не до еды, – покачал головой Витус. – Можешь мою порцию разделить между остальными.
– Об этом не может быть и речи! Возьми хотя бы хлеб с водой. Что толку, если ты лишишься последних сил?
– Ладно, будь, по-твоему: мне хлеб с водой, а суп мой – кому-нибудь другому.
– Предлагаю Аманду – он это своим представлением заслужил!
Аманд покраснел от смущения.
– Это очень любезно с твоей стороны, магистр. А я поделюсь с Феликсом, – он с нежностью посмотрел на приятеля, и тот ответил ему таким же нежным взглядом.
– Быть по сему, – заключил магистр Гарсия.
После того как каждый получил свою похлебку, маленький ученый снова присел рядом с Витусом и без лишних слов принялся за еду. Суп оказался жирным коричневого цвета варевом, в котором плавали ошметки капустных листьев, однако ученый ел с видимым удовольствием. Вдруг он перестал жевать.
– Ну, что я за осел вислоухий! Тебе-то я так ничего и не дал! Даже хлеба с водой... – и постарался побыстрее исправить свою ошибку.
– Спасибо.
Вода отстоялась, но в общем-то ничем подозрительным от нее не несло. Витус потянулся за своим ломтем хлеба, однако магистр удержал его.
– Лучше всего простучи им вот так – смотри... – он ударил куском хлеба два-три раза по полу, после чего из него вывалилось несколько белых червячков. Неожиданно изгнанные из своего жилища, они суетливо закопошились на каменном полу. – Забавно, правда?